Нарвское шоссе

А ближе к вечеру пришлось и пострелять. Нас атаковали с двух сторон, но, как выяснилось, не очень активно. Со стороны первой линии обороны и с тыла. Обстрел был тоже, но очень жидкий. Мы даже обнаглели и не закрывали бронезаслонки. Немцы особо вперед не рвались и, встреченные огнем пулеметов, откатились. У нас в доте стрелял в основном левый пулемет. Поскольку пулеметы на открытой позиции чередовались, то сейчас была очередь расчета среднего пулемета. Они тоже стреляли, но совсем немного, неполную ленту. А нам с Егором пострелять не пришлось вообще – мы противника даже и не увидели. Зато хлебнули полной чашей другого. Работавший пулемет расстрелял четыре ленты и изрядно подпортил воздух пороховыми газами. Дополнительно загазованности способствовало то, что гильзы постоянно застревали в гильзоулавливателе[18]. Первый номер не выдержал и без команды сорвал резиновый мешок-гильзоулавливатель с установки. Гильзы теперь свободно падали на пол, но оставшиеся в них пороховые газы при этом не отсасывались из мешка, а свободно поступали к нам в казематы и организмы. Хоть все заслонки, кроме средней, были открыты и Паша трудился на вентиляторе, но не успевала вся гадость уходить. Сначала было ничего, словно мы остограммились или пива попили, но потом головы трещали изрядно. Волох здорово ругался, особенно на инициатора срывания мешка, сказав даже, что ему помощники Гитлера в гарнизоне не нужны, ему достаточно немцев. Досталось и Островерхову, хоть он и говорил, что раньше в дотах не служил и не знал про такую особенность. А при стрельбе на открытом воздухе пороховые газы не страшны. Я еще подумал: а чего сам Волох поздно это обнаружил и не пресек в самом начале? А потом решил, что, наверное, ему от раны плохо стало и он оттого упустил момент для вмешательства. Лицо у него было бледное, но я не знал – это от раны или от отравления газами. Егор был скорее красным, у меня же зеркальца не было, чтоб на себя глянуть.

Головы у многих болели, потому Моня, который одновременно исполнял обязанности санинструктора, пострадавшим раздал какие-то пилюли. Я пилюлю тоже съел – помогло, хоть и не сразу. Егор отказался – он не любил разное аптечное добро и потому решил терпеть.

Вечером я занялся чисткой винтовки. Когда утром мы с Моней приволокли оружие в дот, я попросил Островерхова отдать мне немецкую винтовку. Он удивился просьбе. А я, честно, и сам не знаю, отчего попросил его об этом. Так вот, всплыло желание – и все. Но пояснил тем, что я с ней знаком, а другой безоружный может и не знать, как с ней обращаться. Когда Федор Ильич спросил, а где я с ней ухитрился познакомиться (ведь в латвийской армии я не служил, а коль служил бы, то в ней не «маузеры» были), я ответил, что раньше рядом с нами жил старый охотник-латыш, вот он и давал нам, мальчишкам, уроки, как с нею обращаться. Только у него она была подлиннее, чем эта. Вот сказал и понял, что опять что-то ляпнул. Но Федор Ильич мне отдал ее и патроны к ней. Один немецкий комплект подсумков оставили мне, а второй отдали Паше. Но Паша тут же обнаружил, что наши обоймы в него не пролезают. Островерхов с тяжким вздохом отобрал подсумки у Паши и спрятал, сказав, мол, на что-нибудь пригодятся.

А во время чистки сюрприз ждал уже меня, а не Пашу. У немцев, оказывается, шомпол был не цельным, а разборным. И каждая часть – в разных винтовках. Оттого я почистил ее по сокращенной программе – насколько моего куска хватало. Когда я пожаловался Федору Ильичу на немецкую пакость исподтишка, он только хмыкнул и сказал, что в каждой армии с ума сходят по-своему. У французской винтовки, с которой ему пришлось воевать одно время, вообще металлического шомпола не было, а была веревочная протирка. Вернее, так ему объяснили, что она к винтовке полагается, а в наличии нет. Сначала он пробовал воспользоваться веревкой, которую нашел, плюнул и раздобыл шомпол от русской винтовки. Таскать шомпол отдельно – это была та еще морока, но как-то справился. Поэтому он обещал помочь выдавить из снабженцев для меня шомпол. А там как-то справиться можно – мы ведь не пехота, часто не перемещаемся, и в доте место найдется. Потом Федор Ильич начал рассказывать про прицелы винтовок, но тут его позвал Волох, поэтому он обещал рассказать позже.

Я это взял на заметку и, когда был вечерний перекур, напомнил ему. Федор Ильич с некоторой неохотой начал: