Нас больше нет

– А дальше случилось то, во что я до сих пор не могу поверить. Руководство теплоцентрали не спаслось, и люди почему-то приняли меня за главного, увидев форму и то, что я не поддался общей панике. Мирно и тихо все решили, что оставить меня у власти – неплохая идея, – усмехнулся Немец. – Начали налаживать жизнь. Как и везде, справлялись с трудностями, с болезнями. Рождались дети, умирали старшие, куда без этого. Потихоньку привыкли, как и все, таскали с поверхности все, что под руку подвернется, стреляли в мутантов, любили, страдали, смеялись и плакали. А три года назад у нас начал пропадать народ. Думали, что в городе новая дрянь завелась, но когда третья за два месяца экспедиция не вернулась, поняли – что-то здесь нечисто. И никаких следов, как сквозь землю провалились. А потом мы выяснили, что это происки полковника. Полгода назад пропал мой хороший товарищ Саня. Я до сих пор его вспоминаю, у него еще татуировка была на всю руку, дракон. Сашка все говорил, что его крылатый змей от любых монстров защитит, оберег такой. Но не защитил.

У Жени в памяти вспыхнула фигура мужчины с выцветшим изображением на руке. Он вместе со всеми стоял и по приказу надсмотрщиков смотрел, как наказывают Сергея.

– Он тоже там. У полковника в плену, – тихо сказал парень, стараясь не глядеть в лицо собеседнику.

Алексей прикусил губу и выдохнул.

– Я это знал с самого начала. Только вот верить не хотел.

– Простите…

– Не за что просить прощения. Ты – такая же жертва. Послушай, у меня к тебе будет просьба.

Евгений насторожился, не зная, чего ожидать. Вайс подозвал Катерину и что-то ей зашептал на ухо.

– Не стоило бы, но если ты настаиваешь, то да, это возможно, – ответила медик.

Начальник снова обернулся к парню:

– Я хотел бы попросить тебя рассказать всю историю перед моими подопечными. Выйти к ним, показать, что даже из лап Рябушева есть спасение. Ты – единственный, кому это удалось. Это поможет немного поднять боевой дух у народа. Я был до последнего уверен, что воякам до нас дела нет, но просчитался. Две недели назад я все-таки вычислил их шпиона, допросил с пристрастием и выяснил правду. Знать бы раньше… Но теперь поздно. Все в курсе, что готовится нападение, убежище существует в режиме чрезвычайного положения. Но очень хочется верить в лучшее. Ты поможешь мне немного подбодрить народ своим примером?

– Конечно же! – торопливо закивал Женя. – Конечно же. Но… От полковника нет спасения. Если он прорвется, это конец.

Алексей поднялся, заходил из угла в угол.

– У нас нет выхода, товарищ. Бежать нам некуда, ближайшие станции метро на Калужско-Рижской линии нежилые, а в Мытищах остались только мы и военные. Куда-то дальше? Зимой, по поверхности? Не выйдет. Знать бы раньше, можно было бы попробовать, но теперь до весны мы здесь заперты. Наши разведчики связывались с метро, ближайшая к нам Комсомольская занята коммунистами, воинствующей фракцией с жестким тоталитарным режимом, нам там места нет. Щелковская и часть синей линии до Измайловской и так перенаселена до предела. До Алтуфьево нам не добраться, очень нехорошие слухи ходят о пути туда. Бежать в неизвестность, в сторону области? Лучше уж сразу взять автомат и перестрелять всех женщин и детей. Я долго думал об этом. Но ситуация совершенно безвыходная. Поэтому мы возьмем автоматы и будем стоять насмерть, пока все не погибнем, или пока Рябушев не пойдет на переговоры. А там – время покажет. В конце концов, скоро праздник, я надеюсь, хотя бы его нам удастся пережить.

– Какой праздник? – удивленно спросил парень.

– Новый год, конечно же! – недоуменно ответил Немец. – Вы разве никогда не отмечали Новый год?

– У нас было не принято.

– Тогда тебе непременно надо это увидеть! Мы девятнадцать лет в ночь с тридцать первого на первое устраиваем торжество. Ребята притащили с поверхности огромный ящик елочных игрушек и искусственную елку, ее наряжают в общем зале. Знаешь, до Катастрофы я и сам к этому празднику был равнодушен, это жена суетилась – подарки, украшения… А теперь и я проникся, когда больше ничего не осталось. Такая вот грустная память, – горько улыбнулся Алексей.

В дверь постучали. Катерина выглянула в коридор и вернулась.

– Тебя вызывают, – сказала она с каким-то бледным и напряженным лицом. – К воротам.

– Ох, мать моя женщина, – недовольно проговорил начальник. – Ну, бывай, товарищ, поправляйся, еще зайду. Бона менте!

«Свой! Мытищинец. Бона менте. С добрыми намерениями. Боже, пожалуйста, сделай так, чтобы полковник не смог сюда добраться! Пусть эти люди будут счастливы!» – подумал Женя, с искренней верой и надеждой прося высшие силы о помощи. Но в душе росла тревога.

Вайс исчез за дверью, медик присела на стул возле кровати и улыбнулась.