Нас больше нет

Вот почему другие люди, когда выпьют, становятся веселыми и полными энергии, а мне сразу спать хочется? Нечестно.

— Идем в дом, Лера. Я же не смогу тебя вниз спустить, если уснешь, — разрушает Давид блаженную тишину.

— Мне и тут хорошо, — бубню я. Двигаться сил нет.

— Утром солнце голову напечет и лицо сгорит, — приводит весомый аргумент.

Я вздыхаю. Веду себя словно меленькая.

— Сил нет.

— Я прибавлю.

Он поднимается на ноги, берет меня за руки, тянет на себя, заставляя встать. Голова идет кругом, меня ведет в сторону. Давид спускается первым, придерживает меня. Моя задница прямо напротив его лица — от этой мысли начинаю хихикать, и в то же время щеки пылают. Специально виляю бедрами, желая быть более сексуальной в глазах Давида, но вместо этого нога соскальзывает с лесенки и я заваливаюсь назад. К счастью, это случается уже на последних ступеньках.

— Осторожно. — Леонов перехватывает меня за талию, прижимает к своей горячей крепкой груди, нежно целует в шею.

Я сглатываю. Мурашки расползаются по телу в который раз за этот день.

— Спасибо. — Вырываюсь из его объятий и медленно бреду в сторону дома.

Позади слышен тяжелый вздох. Шаги. Давид догоняет меня, кладет ладонь на поясницу. Я еще несколько раз спотыкаюсь по пути. Сил едва хватает, чтобы до комнаты своей добраться. Выгляжу нелепо, а не сексуально.

Досадно.

В небе уже начинает загораться рассвет. Падаю на кровать. Чувствую, как с меня стягивают кроссовки. Давид включает кондиционер. Ложится рядом, что удивляет меня. Я не противлюсь, когда он обнимает меня со спины, не могу и слова из себя выдавить. Впервые за долгое время забываюсь крепким беззаботным сном.

Хороший все же коньяк, наверное, был.

Глава 24. Лера

Голова болит настолько сильно, что мне начинает казаться: умираю.

Кто-то за окном рубит дрова, и эти ритмичные удары отдаются болезненной пульсацией в висках.

В горле пересохло. Тошнит.

Я обвожу взглядом комнату, воспоминания прошлой ночи медленно возвращаются ко мне.

— Вот черт, — из горла вырывается кряхтение. Я сажусь в кровати, и перед глазами все начинает плыть.

В памяти полыхают воспоминания о прошлой ночи. Я переспала с Леоновым, а потом вела себя абсолютно безрассудно.

Скомканная простыня рядом и примятая подушка указывают на то, что провела я эту ночь не одна. Одеяло сползает с моей груди, и я выдыхаю от облегчения. Я одета. Хоть что-то радует.

Краем глаза цепляюсь за прикроватную тумбочку, и брови удивленно взлетают вверх.

«Съешь меня, и станет легче», — гласит записка. Рядом стакан воды и белая таблетка.

Я усмехаюсь и с жадностью тянусь за водой. После коротких сомнений принимаю таблетку. Не думаю, что в планы Давида входит мое отравление. Скорее повторное соблазнение. Но не могу не отметить, что эта его забота подкупает.

Каждый мой шаг отдается болью в голове. Я останавливаюсь у окна, замерев на мгновенье. Давид в одних штанах орудует топором. По мощной спине стекают капельки пота. Давид рядом с домом. Если отодвинуть занавеску, сразу же заметит.

Я наблюдаю за ним мучительно долго. Глупое сердце сбивается с ритма. Нельзя так. Нельзя, иначе снова будет больно. С трудом заставляю себя оторваться от созерцания его красивого тела, от того, как переливаются мышцы на солнце, от того, как одним махом под натиском его силы, направленной на топор, раскалываются надвое поленья.

Я принимаю душ. Долго стою под водой. Кажется, мне становится лучше. У меня сегодня множество дел. Нужно все успеть. Странно, что Давид не разбудил меня, уже почти обед, а ему, кажется, в городе нужно было быть еще утром.

В кухне на столе стоит чашка с кефиром и омлет. К горлу подступает горечь, на еду даже смотреть не могу.

Я выхожу во двор, щурюсь под лучами яркого солнца. Глаза начинают слезиться. Обхожу дом, скрестив руки на груди. Чувствую себя раздавленной, от энергии, что бурлила внутри меня вчера, не осталось и следа. Я не знаю, как теперь с Давидом себя вести. Какая у него будет реакция на то, что было между нами? Посмеется? Начнет язвить? Или сделает вид, что ничего не случилось? Последнее было бы предпочтительней.

Я все еще помню его поцелуи, ласки, шепот. Но определенно точно знаю, что этого больше не повторится. Всего одна ночь. На этом все.

— Я готова ехать, если что, — обращаюсь к нему без приветствий, оставаясь снаружи абсолютно невозмутимой. Топор врезается в полено, щепки разлетаются по сторонам.

Давид крепче перехватывает ручку топора, поворачивается в мою сторону. Напряженно вглядывается в мои глаза.

— Сейчас помоюсь и поедем. Не хотел будить тебя. Как самочувствие? — Он скользит по мне взглядом, но никаких шуточек по поводу того, что вчера я напилась, не поступает.

— Нормально. Еще на кладбище заехать нужно.

Он делает несколько шагов ко мне. Протягивает руку, и я с трудом удерживаюсь от того, чтобы не отпрянуть. Давид поправляет мои мокрые волосы, заправляет за ухо прядь. Смотрит так странно. С тоской в глазах. Меня начинает потряхивать от его близости, от его тяжелого дыхания.