Нас будет трое

Собственный голос звучал глухо из-под ладоней, которыми прикрывала лицо. Будто была какая-то надобность таиться от человека, с которым дружила полжизни. Будто нажимом пальцев на усталые, воспаленные веки можно было остановить, вытеснить боль, которая пожирала, истощала всю мою душу.

– Не знаю, что и сказать, золотко… – пробормотала подруга и по тону ее я слышала, что она не менее растеряна сейчас, чем я сама.

Мы сидели с ней на кухне. На той самой кухне, дизайн которой для новой квартиры подруги я разрабатывала лично. И все в облике этого помещения было так похоже на саму Дашку: красивое, блестящее, яркое. Но вместе с тем… как сама хозяйка дома не желала никому принадлежать, так и эта кухня походила скорее на декорацию, чем на уютное, полное жизни помещение.

Я знала, что у Даши нет ни времени, ни желания готовить. Для этого в ее жизни всегда были другие люди, делавшие за деньги все необходимое.

Отняв руки от буквально пылавшего, раскрасневшегося лица, я посмотрела на чашку чая перед собой. Ароматный дымок, вьющийся над горячим напитком, приковал к себе мой взгляд. Я невольно улыбнулась – ради меня Дашка все же снизошла до заварки чая.

Она, похоже, ясно уловила мой взгляд, правильно угадала мысли.

– Ты голодная? – поинтересовалась заботливо. – Хочешь, закажем чего-нибудь?

Я отрицательно помотала головой.

– Ничего не хочу.

Вздохнув, я отодвинула от себя чай и беспомощно, почти жалобно призналась:

– Вот сижу сейчас здесь, с тобой… а мысли далеко-далеко. Все думаю: как там сейчас Миша? Как справляется с ним Валера? С кем оставит его завтра, когда пойдет на работу?..

– Ну, тебя это волновать не должно, – резко бросила подруга и голос ее был таким хлестким, что я удивленно подняла на Дашу глаза.

Она хмурилась. Вопреки тому, что сама всегда меня учила этого не делать – мол, будут преждевременные морщины…

– Не понимаю тебя, если честно, – пояснила она, постукивая ногтями по столу. – Тебя предали. Или, что еще хуже, на тебя наплевали, приведя в дом черт знает кого! Мы обе с тобой знаем, что Валера всегда всем старается помочь и я могу представить, что он этого мальчика где-то просто подобрал… но ведь он утверждает, что это его сын! Хочешь знать, что я думаю обо всем этом, Златка, если говорить откровенно?

Я закусила дрогнувшую губу. Сильно подозревала, что то, что сейчас озвучит подруга, вряд ли мне понравится. А ведь она наверняка подумала о том же, о чем и я…

– Говори, – откликнулась безжизненно, но пальцы сами собой нащупали чайную ложечку и впились в нее до боли.

– Я думаю, что он явно чего-то не договорил, – вынесла свой вердикт Дашка. – Ну не идиот же он, в самом деле – мчаться куда-то, чтобы забрать ребенка, по первому же звонку какой-то бабы, которую видел раз в жизни?

Внутри у меня тягуче, мучительно заныло. Неясные сомнения, одолевавшие разум с момента разговора с мужем, теперь, озвученные чужим голосом, словно приобретали четкую форму и вес.

– Я думала об этом, – обронила негромко, продолжая отчаянно сжимать несчастную ложечку.

– Тебе бы уже начать думать, как ноги унести подальше от всего этого дурдома и при этом не остаться с голой задницей при разводе, а не стенать о том, как они там, бедненькие, без тебя!

Дашка сопроводила свои слова неодобрительным фырканьем и я почувствовала себя какой-то странной, неправильной от того, что волнуюсь за этого несчастного, одинокого мальчика. Впрочем, мы с ней всегда были такими разными…

– Я знаю, что выгляжу, как круглая дура, – проговорила я, понимая при этом всю тщетность своих объяснений. – Но ведь ребенок ни в чем не виноват! Чей бы он ни был… Если бы ты только его видела…

Я оборвалась, сознавая – она все равно меня не поймет. Подруга жила не просто разумом – ее действия были всегда продиктованы расчетом. Возможно, мне следовало бы даже поучиться у нее здоровому цинизму, но себя не перекроишь и не исправишь…

Мысли снова обратились к мужу и Мише. Я твердо повторила про себя: я поступила правильно. Вот только почему чувство у меня при этом было такое, будто своим уходом наказала в первую очередь не Валеру, а себя саму?

Меня буквально разрывало надвое. Одна половина желала показать, что с ней нужно считаться. Вторая же отчаянно тянулась к недолюбленному, запущенному ребенку… и от воспоминания о том, как он пытался меня удержать, хотелось буквально выть.

– Останешься на ночь? – ворвался голос Даши в мои тяжелые, горькие мысли. – Буду отвлекать тебя своей болтовней от тяжких дум.

– Останусь, – просто ответила я. – А ты расскажешь мне, как твои дела. А то мы все обо мне…

Подняв глаза, я с удивлением заметила, что у подруги сделалось смущенное лицо. Она даже кокетливо отвела в сторону взгляд, что ясно давало понять: случилось что-то необычное.

– Так-так, – протянула я многозначительно. – Рассказывай.

– Я кое-кого встретила… – призналась она торопливо, поспешно, словно боялась передумать. – Неудобно было заводить об этом разговор, когда у тебя такое творится…

– Я буду только рада послушать, – с трудом натянула я на лицо улыбку. – Отвлекусь…

Подруга вдруг схватила меня за руки, крепко сжала…