Командир 1-го дивизиона, следуя нашему примеру, тоже разжился двухъярусными легкими койками для своих солдат. Но еще не закончилась война, как в бригаду, а потом в наш дивизион опять прибыл следователь из военной прокуратуры фронта — тот самый, что приходил ко мне в Вене. Он предъявил мне обвинение в похищении из частного австрийского госпиталя двухсот солдатских дюралевых коек. Маршал Толбухин приказал немедленно расследовать этот случай и строго наказать виновных. Я объяснил следователю, что койки мы взяли из немецкой казармы здесь, в военном городке, — но он показал мне записанный номер машины, что увезла койки из госпиталя. Номер был нашей грузовой машины. Начинаем распутывать эту историю; с помпотехом уточняем, что эта машина находится на ремонте в мастерской бригады. Идем туда, нашли шофера, и он доложил: машина, как прибыла в мастерские, сразу была разобрана для ремонта, а номер снят. Следователь установил, что номер нашей машины был временно прикреплен к машине 1 -го дивизиона, на которой ездили добытчики коек. Как все кончилось, я уже не интересовался. А дело было так: командир бригады очень хотел, чтобы 1-й дивизион был первым по всем статьям. Для этого он перевел моего замполита в 1-й дивизион, а в наш — замполита-капитана из того дивизиона. Мы по многим статьям были лучшими; больше стреляли, меньше несли потерь, лучше у нас было со сдачей тары от снарядов, лучший парк и машины, лучшая Ленкомната, лучшая дисциплина среди личного состава, лучшее его размещение, питание, хорошо организованная учеба. И вот командир 1-го дивизиона, пробивной еврей, начал давать комбригу советы, как обойти наш дивизион. Погоня за лучшим размещением рядового состава и привела его к нечестной операции в приобретении коек. Выяснилось, что предложение использовать номер нашей автомашины в похищении коек дал мой бывший замполит.
Сразу после майских праздничных дней начались занятия по технике с командным составом. Все старшие офицеры были собраны в одну группу. С нами занимался инженер, представитель завода, где монтировались на машины наши тяжелые гвардейские минометы. Он читал нам лекции об устройстве снаряда и теории стрельбы. Жил инженер в бараке, и Вознюк приказал мне лично обеспечить его радиоприемником. Распоряжение генерала было выполнено, но, закончив свои лекции, инженер уехал, прихватив с собой и радиоприемник... Во время занятий мы больше следили за сообщениями о ходе боев в Германии. Сводки сообщали о захваченных пленных в таком количестве, что скоро воевать Гитлеру будет нечем. Числа пятого мая, прочитав сообщение о ходе боев, я сказал своему соседу майору Бабенко, что еще дня три-четыре, и война кончится — Германия останется без армии. Бабенко записал это в своей тетради и сказал мне: «Проверим». Проверять не пришлось — война кончилась 8 мая. До нас утром 8 мая дошли слухи, что немцы подписали капитуляцию с союзниками, но наше Верховное Главнокомандование эту капитуляцию не признало. Теперь мы ждали новых сообщений.
Было еще темно, только начиналось 9 мая, когда дежурный разбудил меня и доложил, что вокруг города и особенно в предгорье Альп началась усиленная стрельба, уж не немцы ли начали наступление? Я сказал дежурному: «Не волнуйтесь, это война кончилась, вот в честь победы и стреляют». Запустили движок, подключили приемник и скоро услышали четкую размеренную речь Левитана, объявившего об окончании войны и установлении Праздника Победы над Германией. Свое сообщение Левитан повторял несколько раз. Наш движок мощностью в два киловатта дважды автоматически отключался — бойцы самостоятельно подключали свои приемники. Чтобы полностью прослушать передачу из Москвы, пришлось выставить охрану. Прослушав полностью передачу, я приказал построить дивизион. Все вышли с автоматами, и я, поздравив личный состав с победой над Германией, приказал в честь этой Великой Победы дать троекратный салют из оружия. Когда все зарядили свои автоматы, я отошел в сторону и, по-артиллерийски подняв руку вверх, резко опустил ее и крикнул: «Огонь!» После троекратного залпа я приказал личному составу разойтись, но где там — великая радость победы и окончания войны после стольких длительных дней жестокой борьбы так охватила людей, что каждый старался выразить ее по-своему и как можно эффектнее. Бойцы стреляли и стреляли, — и не только из автоматов, но и из трофейных пистолетов и даже ракетниц, заблаговременно сделав запасы боеприпасов к оружию. Стреляли периодически весь день бойцы всей бригады: они разбрелись по парку и стреляли до тех пор, пока не кончились патроны.