«Нас не догонишь…» (СИ)

      -…Не надо указывать на ошибки погибших. Вы, капитан, обязаны были заниматься охранением.

– Я? Я занимался, пока именно вы не поставили под сомнения, принимаемые мной решения по обеспечению безопасности колонны, заявив, что они слишком избыточны! И не вам теперь мне ставить в упрёк, что наша разведка оказалась слепа, а даже мой штатный маг, господин Ланье, сугубо гражданский человек, правильно указал именно на это место, как наиболее удобное для засады. Ваши люди обязаны были заниматься разведкой, вы у нас подразделение конных лучников и лёгкой кавалерии. Так где вы были?

– Вы забываетесь, шевалье!

– Я не забываюсь, я отвечаю на ваш невысказанный вопрос, кто виноват? В отличии от нас, у противника разведка работает прекрасно. Они сразу определили наши слабые места, и в первую очередь, нанесли удар именно по ним. А исходя из того, что они быстро выявили наших магов и приняли меры для их нейтрализации, считаю, что дальнейшее продвижение к крепости Караллой невозможно.

– Вы паникуете, капитан. У нас почти двадцать тысяч воинов в строю

– Вы забываете, Ваша сиятельство, что больше половины из них ранены. Это балласт! И у нас практически не осталось магов, а без магического прикрытия мы весьма уязвимы, ещё один такой бой и от нас ничего не останется. Нам ясно дали понять, чтобы мы убирались восвояси. Нам тут явно не рады. И пока у нас есть такая возможность, надо уходить.

– Это предательство интересов Империи! Капитан, вы забываете о захваченном артефакте. Никогда! Я повторяю, никогда за всю историю Империи оборонительный артефакт Ванов не попадал в руки неприятеля. Это позор, и его придётся смывать кровью. Нас всех казнят!

– Я и мои люди не обязаны были заниматься охраной настоятеля и его игрушки. Вы это прекрасно знаете, а вот кто смалодушничал и не обеспечил должную охрану, пусть несут заслуженное наказание, я против такого не буду.

– Нас всех смешают с дерьмом, лэр.

– Я не лэр, и не стремлюсь им стать. Я сохранил своих людей и помог сохранить жизни других солдат. Я не командую армией, в данный момент ею командуете вы. Так командуйте. Вы хотели услышать моё мнение, я его вам высказал. Повторюсь ещё раз. Считаю, дальнейшее продвижение вглубь территории противника, а тем более осаду крепости Караллой, в данных условиях, безумием.

– А насчёт артефакта?

– Постараемся завтра провести переговоры, и я думаю, что если мы пообещаем, что уйдём, они нам вернут артефакт, пускай даже на границе своих земель, но вернут. Мы в таком случае ничего не теряем.

– И всё-таки это очень похоже на бегство, а у нас и обоз, и большая часть армии в строю. Ладно, я приму решение завтра утром.

– А я бы хоть сейчас, хоть на ночь глядя, тронулся бы в путь. – громко произнёс капитан. – не знаю, как остальные господа, но мне здесь что-то не по себе.

– Мы не можем сейчас уйти. Наши павшие товарищи нам не простят. Их надо похоронить, согласно наших обычаев и обрядов. Я думаю, завтра мы сможем отогнать нападавших и собрать тела павших. Всем отдыхать. Капитан, организуйте круговую оборону. И желаю всем спокойной ночи!

– Эх, господин граф, боюсь эту ночь мы запомним надолго, если не навсегда, и если только выживем! – тихо проговорил Фул.

– С чего вы взяли, капитан? – испугано перевел на него взгляд, новый командующий армии.

– Жизненный опыт, Ваше сиятельство! Пойду готовить сюрпризы гостям, но будем надеяться, что они не понадобятся.

* * *

      Граф Хэренкок молча наблюдал, как из зева портала один за другим появляются люди его отряда.

      Спокойные, уверенные в себе воины, прошедшие под его командованием за эти годы не одно сражение. И любящие его за его удачу и за то, что никогда он не принимал во время конфликтов сторону лордов, запятнавших свою честь. И боги его любили, и никогда его люди не знали горечи поражений и никогда ещё за свою долгую жизнь, он не терял своих бойцов. Бойцов никогда, а вот любимых…

      Потерял жену, брата, сына… теперь вот дочь.

      Альян достал из нагрудного кармана потёртый временем, закрытый в кожаный футлярчик портрет. Вот и всё, что у него осталось от его семьи. Граф тяжело вздохнул.

      На этом портрете изображена его любимая дочурка и ей тут всего десять. Милая, маленькая проказница, с глазами огромными, как разлившиеся озёра. Когда повзрослела, стала более степенной и серьёзной, вся в свою маму.