Нас позвали высокие широты

Эти слова вызвали совершенно особый эффект: слушатели от дружного хохота повалились со стульев. Люди в хохоте изрыгали из себя пережитое, буквально давились в спазмах, снова и снова принимались корчиться от смеха, утирая слезы. Господи, как немного надо нам всем порой… Так чье–то вокальное искусство ненадолго сделало меня героем местного значения.

Пересекая в маршрутах припай, я частенько нахожу куски сланца величиной с ладонь, унесенных с ближайших скал мартовской борой на расстояние в несколько сот метров. Страшные детали, которые надо уяснить на будущее, хотя только от одних воспоминаний бросает в дрожь. Новости из Москвы: у Каневского руки ампутировали почти по локоть. Рухнули наши надежды на чудо, остается только пожелать Наталье и Зиновию сил и терпения.

Пора мне отправляться на ледник, чтобы провести повторные наблюдения на остатках сети вплоть до Барьера Яблонского, столь памятного по ноябрьским событиям. В первых числах апреля встретились с Иваном Хмелевским и его помощником Женей Дебабовым (на базе давно кухарили все оставшиеся по очереди), которые проводили маршрутную снегосъемку, начатую с опустевшей Ледораздельной. Поведали им горестную историю о Каневском и Афанасьеве. Ребята явно поникли от таких новостей…

По рассказам ребят, Сева Энгельгардт с Романовым- младшим, закончив работы на теодолитном ходу, заняты снегосъемкой в районе балка Анахорет. Думаю, Сева (как и я) надолго запомнит наш драп–бросок к морю в ноябре прошлого года. Когда ребята покидали Ледораздельную, в двух алюминиевых фляжках (одна у входа в дом, другая на столбе от флюгера) оставили записки одинакового содержания, чтобы объяснить будущим исследователям, что за находку они обнаружили. В свете моих будущих планов установка балка «Вилла Бажевых» в восточной части Барьера Сомнений ближе к горам ЦАГИ пришлась весьма к месту.

Я поскорей отнаблюдал очередные пункты на поперечном створе ниже Барьер Сомнений, а также опорный пункт сгущения на Бастионах, тот самый, что выбирал вместе с начальником почти два года назад. Моим помощником нас этот раз выступал доктор. Севу Энгельгардта вместе с Романовым–младшим, двигавшимся нам навстречу с Ледораздельной, мы так и не встретили. Только иногда где–то вдали среди моря заструг можно было разглядеть два маленьких силуэта, не отличимых друг от друга даже в поле зрения бинокля: вот и вся роскошь человеческого общения…

Между тем установилась на редкость хорошая погода, температура редко опускалась ниже 10°, главное, только изредка срывался ветер, поднимавший клубы поземки. Разумеется, дней с геодезической видимостью было значительно меньше. Ничто в окрестностях Анахорета не напоминало о трагедии, постигшей Олега Яблонского, хотя я с точностью до метра мог бы показать место его гибели. Плотный, убитый ветром снег тысячами заструг надежно укрыл это место, но я-то знал, где… Сейчас невозможно представить, что здесь творилось во время таяния. Наверное, где–то в глубине сохранились обсохшие за зиму тоннели, но внешне ничто не выдавало их присутствия, а зимнего снега здесь накопилось столько, что провала можно было не опасаться. Довольно скоро я завершил геодезию и подумывал, как отнаблюдать опорный пункт в горах ЦАГИ. Я уже не однажды использовал в своих наблюдениях этот гурий, с таким трудом установленный там прошлым летом.

Пребывание в балке Анахорет запомнилось в связи одновременно с самым кошмарным, и наиболее смешным эпизодом, пережитым мной на Новой Земле, причем без свидетелей. Рано утром 28 апреля, пока мой напарник блаженствовал «в объятиях Морфея», я расшуровал печку и принялся готовить завтрак, одновременно просматривая последние записи в полевом журнале. За этим занятием я вдруг услыхал чьи–то острожные шаги снаружи, и тут–то мое сердце ухнуло куда–то ниже поясницы — у двери балка топчется медведь, а я, вернувшись в балок накануне, повесил карабин на веху в метрах десяти от жилья.

Непростительная глупость, за которую мне предстоит расплатиться в ближайшие минуты. Лихорадочно мечутся мысли в поисках выхода, кажется, что–то нашел… Извлекаю из дальнего угла две бутылки с бензином, обматываю их какой–то ветошью, предварительно смочив горючим. Вероятно, впервые от белого медведя готовились отбиваться таким образом, но мне уже не до исторических аналогий, а быть бы живу. Хорошо, что мой напарник дрыхнет без задних ног, а то начал бы задавать глупые вопросы и подавать ненужные советы… Куда–то подевались спички, нашел, руки ходят ходуном… Сейчас я тебе, зараза, в самую морду… Сначала лучше открыть дверь, а дальше лицом к лицу или, точнее, мордой к морде. Как всегда в таких случаях, крючок не поддается… Стук в дверь и голос Олега Павловича:

— А живые здесь есть? Напарник–то ваш спит? Чего–то бензином воняет…

Бутылки я успел спрятать подальше от позора и мямлю что–то первое, пришедшее мне на язык.