Нас предала Родина

— Это ты так спрашиваешь, замужем ли я? Между прочим, я могла бы и не сменить фамилию. Нет, не замужем.

— А почему? Ой, извини…

— Наверное, еще не встретила.

— Ни разу?

— А что, это так просто? Один раз — давным-давно — вроде показалось, что встретила… — непонятно улыбнулась, Борис затаил дыхание. — Слушай, мы тираж смотреть сегодня пойдем?

Солнце давно село, фонарь почти не пробивал густую тень, и витрину с вывешенными счастливыми номерами пришлось освещать зажигалкой. Номеров было много, не меньше сотни. Огонек колыхался под вечерним ветром, и цифры искажались, прятались, притворялись другими.

— Все! — устало сказал Борис, потушив зажигалку. — Так и знал — никогда мне не везет!

— Прямо уж никогда? А вот мне сегодня очень повезло!

— Что, выиграла? Подписку?

— Подписку?.. А, это тоже.

— А что еще?

— Еще?.. Боря, а ты очень эту подписку хотел? Хочешь, я ее тебе подарю?

— Как?

— Только с одним условием. Ты меня проводишь.

— Так я и сам собирался! Хоть до Черноречья!

— Нет, до Черноречья не надо. Только до Минутки.… Пойдем?

Продолжение разговора

Котенок взмахнул лапой, и декорации изменились. Место забора из чеченских башен и кремлевских стен сменил вид на неширокую улочку поздним вечером. Шумели густые деревья, поблескивая в неоновом свете фонарей, остывал раскаленный дневной жарой асфальт. Картинка приблизилась — на секунду мелькнула вывеска «Букинист» — и весь экран заняло высокое темное окно витрины с маленьким белым пятнышком внизу. Еще наплыв — пятнышко приближается, увеличивается и превращается в листок бумаги. На листке шариковой ручкой написано: «262».

Больше ничего.

— Узнаешь? — промурлыкал котенок. — Знаю, у тебя плохая память на числа, но это-то помнишь?

— Помню. И никогда не забывал. Это мой номерок на розыгрыше «Мира Приключений».

— А что ты по нему выиграл, помнишь?

— Ты меня за склеротика держишь? — возмутился Борис. — Все я помню! Только при чем здесь это?

— А при том! — неожиданным басом рявкнул котенок. Борис вздрогнул. — Помнит он.… А что ж ты тогда все ноешь и ноешь: «Ах, я невезучий! Ах, как мне всегда не везет!» Всегда? Тогда — тоже? Отвечать быстро — повезло или нет?! Не думать! Ну!!

— Повезло, конеч… — машинально ответил Борис, спохватился. — Перестань! Я же не это имел в виду. Что ты к словам цепляешься?

Котенок уселся на шезлонге, замер как черная статуэтка.

— С тебя пример беру, Боренька, с тебя. Это ты же у нас зануда, и если тебе говорят «все», то воспринимаешь это именно как «все» — без нюансов. Не везет ему всегда…

— Ну ладно, ладно, — пошел на попятный Борис, — не всегда, конечно. Но я же не про это говорил совсем. Я же про город. Неужели я не мог родиться в другом городе?

— А ты уверен, что там бы ты получил этот же номерок? — вкрадчиво спросил котенок.

— А что? Ира бы тоже могла там родиться, и мы бы встретились…

— Как у тебя все просто! Могли бы.… Встретились. Нет, Боренька, все гораздо сложнее, гораздо! Ты даже представить себе не можешь, насколько малы были у вас шансы. Ничтожно, бесконечно малы! — улыбнулся, обнажив клыки, и отчеканил. — И ни в каком другом городе вы бы не встретились. Ни-ког-да!

— Почему? — растерялся Борис.

— Потому! Извини, но у тебя знаний не хватит, чтоб это понять. И твой Нефтяной институт не поможет. Так что просто поверь и все!

— И что же теперь нам делать? — не удержался Борис.

— Жить, — ответил черный котенок. — И выживать.

Глава пятая Последний раз

Хмурым декабрьским утром Борис последний раз приехал на завод.

Не озарило его никакое политическое прозрение, не открылось внезапно будущее — просто подошел очередной отпуск. Да и трудовую книжку он решил забрать так, на всякий случай. Ольга Ивановна, уже отошедшая от случая с самолетом, вновь превратилась в идеал чиновника и книжку просто так отдавать не хотела. Вроде и понимала все, но и ответственности лишней брать не желала. Слава богу, Борис прекрасно знал начальника отдела кадров, и через десять минут книжка была у него на руках.

— Что, взяли? — как ни в чем ни бывало, спросила в коридоре Ольга Ивановна. — Ну и правильно — кто его знает, что дальше будет.

Борис по привычке зашел в цех попрощаться, там еще оставалось человек десять. Делать им было нечего — цех давно стоял — и народ откровенно маялся. Теперь не было даже привычного за последнюю неделю сомнительного развлечения — залезать на колонну и следить за самолетами. Министр обороны, наконец, вспомнил, что самолеты были не турецкие, а все-таки российские. Сделал он это мимоходом, никаких пресс-конференций на это раз не собиралось, и телевидение об этом не трубило ежечасно, что тоже можно понять — ну что тут такого. Подумаешь, не разобрался сразу: самолетов-то много — за всеми не уследишь. А что знаков отличия не было — так их, наверное, просто не успели нанести. После покраски.

Почти все оставшиеся в цехе мужчины сидели в курилке и, судя по дыму, сидели здесь давно и прочно. Бориса никто не заметил: спор был в самом разгаре, и спор нешуточный.

— Да я тебе и сотый раз скажу — это невозможно! — горячился полный мужчина. — Невозможно!