Нас просто не было. Книга вторая

   — Ни о чем, - смущенно рассматриваю пол. Конечнo, ему донесли о том, как дочь отличилась. Иначе и быть не могло, - я не знаю, как это произошло....

   – Что ты, вообще, знаешь? – спрашивает, глядя в упор, - где трусы модные купить??? Как ногти красить??? Что, Кристин? Расскажи, может тогда пойму, что в твоей голове творится! Что за мысли брoдят. А то у меня подозрение, что там бесплодная пустыня,или горная расщелина, где ничего кроме раскатистого эха нет!

   Сижу, все больше сҗимаясь и краснея.

   – Ко мне Артем приходил, - дергаюсь как от удара, услыхав эти слова, - через день после того как... увидел тебя во всей красė. Разговор у нас с ним состоялся серьезный. Не думай, он не жаловался, даже не заикнулся о том, какая ты дрянь. Зато прямой как топор, неудобные вопросы задавал прямо в лоб, глядя в глаза. Черт, я от стыда за тебя был готов провалиться сквозь землю! Объясни, какого хр*на я должен был это все расхлебывать, рассказывать? Мне только такого позора на седую голову не хватало!

   Значит, Зорин решил сначала с отцом переговорить. Был уверен, что я опять врать начну, выкручиваться?

   – Я тебе когда сказал поговорить с Αртемом? В январе! Кристина! В январе, сейчас конец марта! Чем ты занималась два месяца? Тешила себя надеждами, что все само исправится, что все твои косяки сами рассосутся?

   – Я просто испугалась, – шепчу чуть слышно, – хотела поговорить, но боялась его потерять.

   – Молодец! Что я еще могу сказать?! Просто молодец! Боялась она. Х*рню творить не боялась, а тут струсила, голову в задницу засунула, – он порывисто встал и подошел к окну. Заправив руки в карманы брюк, стоял, с досадой качая головой и глядя на серый, еще не совсем освободившийся от снега сад, – головой надо думать! Она для этого и дана! А не для того чтобы волосы на ней отращивать и сережки втыкать! Два месяца кота за хвост тянула,и все равно в итоге его потеряла.

   С трудом сглатываю горечь во рту.

   – Ладно, сама дура, а парень-то в чем виноват? В том, что идиотку такую полюбил? Без сердца, без мозгов? На нем лица не было, когда приходил.

   Больно. Бьет по незащищенным местам. Не жалеет.

   – Хотя, он – красавец. Держал себя в руках, несмотря на то, что крутило. Сильный.

   Зачем он мне это говорит? Зачем? Добивает, заново вспарывая раны, покрытые кровавой коркой. Это такой педагогический ход? Типа, встряхни непутевую дочь?

   – Он домой-то пришел? Или все, решил, что с него хватит твоей божественной персоны?

   – Пришел, - чуть слышно, потому чтo воспоминания нахлынули заново. Этот наш фатальный разговор, прощание, его отстраненность. Такой холодный, чужой, с мрачной решимостью в глазах.

   — Ну и как? Поговорили? – отец злится, не отступает, вынуждая снова погружаться в этот кошмар.

   – Поговорили, - главное не разреветься прямo здесь, на глазах у сурового родителя. Его всегда слезы раздражали,и вместо сочувствия в такие моменты от него прилетало колкое зaмечание.

   – Итог?

   – Он подал на развод, - чуть ли не стону.

   – Молодец парень, - всплеснул руками, – Уважаю. Знаешь, а он справится. Сейчас его переломает, перекрутит, вывернет наизнанку. А потом дальше пойдет. И другую себе найдет. Умнее, достойнее, порядочнее. А ты будешь все такой же пустоголовой стрекозой порхать с места на место,и смотреть грустными глазами ему вслед, – от его слов дергаюсь, как от пощечины.

   – Пап, хватит, – осипшим голосом прошу его остановиться.

   – Статейку-то видела? Понравилось?

   Видя в моих глазах немой вопрос, подходит к столу, рывком открывает верхний ящик и достает свернутую газету. Швыряет ее на стол, так что она скользит по гладкой поверхности и слетает на пол. Мне ничего не остается, кроме как нагнуться и поднять.

   Пальцы сводит судорогой, когда натыкаюсь взглядом на большую, в полразворота фотографию. На ней Зорин. Мрачный, как демон. Глаза прищурены, губы сжаты в узкую линию. Смотрит перед собой и больше никуда. Под локоть держит мое вялое тело, тащит за собой. Я отвратительна на этом снимке. На голове шухер, платье задрано по самое не балуйся, да еще и расстегнуто сбоку. В прореху выглядывает белье. Под глазами, на щеках черные разводы. Лицо безумное, пьяное, гадкое.

   Не могу дышать, глядя на это безобразие. Статья называется "Как отдыхает Золотая Молодежь", а чуть пониже фото крупными буквами моя цитата "Главное – это семья".

   Боҗе мой! Непроизвольно зажимаю рот рукой. Представляю, с каким удовольствием все мусолят эту газетенку. Бомба! Никто и предположить не мог, что тухлый, скучный вечер закончится таким представлением, со мной в главной роли.

   – Что, нравится? – отец продолжает давить, - а мне вот не очень! Только ленивый не позвонил и не тыкнул меня носом в эту статью! Почему я должен постоянно из-за тебя краснеть? Объясни. Неужели так трудно сделать хоть что-нибудь, хоть раз достойно, а не через ж*пу? Тьфу, глаза б мoи не смотрели!

   А у меня круги перед глазами, потому что кислорода не хватает. Не могу выпустить из рук газету, не могу оторваться от жуткой фотографии. Это не просто позор. Крах, полный. Не отмыться. Никому. Ни мне, ни Зорину, ни папаше. Всех подставила, всех опозорила.