Нас просто не было. Книга вторая

   Кесарево??? Не надо мне никакого Кесарева! Я свой животик люблю, хоть он сейчас и похож на раздутый барабан. Я его всю беременность какими только кремами не мазала, чтобы растяжек не было! И теперь резать??? Да ни за что!

   Его слова послужили волшебным пенделем. Собрав в кулак все свои силы, на вторую потугу я почувствовала, как из меня выскальзывает что-то большое.

   Устало откинувшись на подушку, выдохнула. Сил не было. Перед глазами кружится комната.

   А потом раздался истошный вопль, вернувший меня к реальности. Приподняв голову, посмотрела на врача:

   – Поздравляем, у вас дочка.

   И на опустевший живот положили крохотный, орущий комочек, перемазанный не пойми чем. Я смотрела на нее и не понимала, что вообще происходит.

   Через несколько секунд ее забрали и унесли в соседнее помещение, под лампы.

   Медсестра ласково поинтересовалась, как назову ребенка.

   – Олеся, - выдохнула чуть слышно.

   Только в голове пронеслась счастливая мысль, что все, отмучилась, как Александр Сергеевич ошарашил:

   – На следующей потуге не расслабляйся!

   – Что??? Это ещё не все??? – простонала, глядя на него как на врага народа.

   – Немного осталось, держись. Послед должен выйти.

   И он вышел, легко и безболезненно.

   – Теперь-то все? – интересуюсь, сверкая глазками, как маленькая злобная куница.

   – Почти. Моя работа окончена, я оставляю за себя Игната Вячеславовича, раз вы так с ним сработались.

   – За каким???

   – Для швейных работ.

   Оказывается, во время родов у меня кое-что кое-где порвалось.

   Нет, ну что за непруха!

   И вот все ушли, оставив нас с ним наедине. Я, прикрыв глаза, лежу на подушках, а он пристроившись в основании кресла творит свое черное дело. Мне, если честно уже плевать на все. Пусть что хочет то и делает, хоть шьет, хоть крестиком вышивает, лишь бы сильно не кантовал мое измученное тело.

   – Все, красота! Прямо как себе зашивал, с любовью! – глубокомысленно изрек он, отложив в сторону изогнутую иголку. От нелепости фразы меня пробило просто на сумасшедший ржач. Прикрыв лицо обеими руками, давилась нервным смехом.

   – А теперь, готовься, - хмыкнул он, - роды – это ерунда. Самое интересное сейчас будет.

   Смех сразу прошел и я, испуганно подняв голову, посмотрела на него. Игнат нагнулся куда-то в сторону и явил моему изумленному взору палку, на которой закреплен марлевый тампон, пропитанной зеленкой.

   – *********!***’******!******************! – все чтo я смогла выдавить из себя, когда меня этим обработали. Атас, не роддом, а кружок юных садистов!

   Наконец со всеми процедурами было поконченo. Я по-прежнему лежала на кресле, полностью без сил, когда мне принесли Олесю, замотанную в одеяльце, обездвиженную как маленькое бревнышко.

   Медсестра положила мне ее под бок и оставила нас наедине.

   Еще не до конца осознав, что это реальность, что я теперь мама, лежала, не отводя испуганного взгляда от крошечного сморщенного личика. Потом первый раз приложила ее к груди, и, наблюдая за тем, как она куксится и копошится рядом со мной, я почувствовала, как откуда-то из глубины поднимается и затапливает с ног до головы древнее, как cам мир, чувство – материнская любовь. Смотрела не нее, не обращая внимания на то, как по щекам побежали усталые слезы радости. Смотрела и понимала, что теперь у меня есть ради когo жить, и чтo она – самое дорогое, что есть в моей жизни.

   Потом меня отвезли в палату, где уже ждали пакеты и новая соседка.

   Катька. Огромная бабища. Как говорится, кровь с молоком. Рост около метра восьмидесяти,кость широкая, вид лихой и придурковатый.

   Мы с ней разгoворились,и взахлеб наперебой стали рассказывать друг другу о том, через что прошли в стенах этого здания.

   Первую пару часов мы провели в палате вдвоем, тратя драгоценное время на пустую болтовню. Этo только потом я поняла, что нужно было спать, спать и ещё раз спать, пока была такая возможность.

   Я позвонила Машке и сообщила счастливую новость, чуть не оглохнув от радостных воплей подруги, взахлеб поздравляющей меня с рождением дочки.

   Больше звонить было некому. Стараясь не показать виду, как тяжело, отвернувшись к стенке, завистливо слушала, как соседка звонит мужу, рассказывает ему про дочку, как ласково переливается ее грубоватый, резкий голос, кақ она в конце произносит: "и я тебя тоже".

   Это было больно, но я смогла переключиться, выкинуть из головы тоскливые мысли, снова вспомнив про маленький, живой комочек.

   После обеда нам принесли два драгоценных кулька. Моя Олеся и ее Мария.

   И началось...

   Молоденькая медсестричка сообщила, что их надо подмыть и накормить.

   Мы с Катькой переглянулись и стали распақовывать сокровища.

   Когда я размотала пеленки,то замерла в откровенном ужасе. Как вообще можно взять это на руки и не сломать? Ручки-спиченьки, ножки-спиченьки, на пупке какая-то штучка пластиковая висит.

   – Э-э-э-э, – протянула, делая шаг назад, – а вы можете первый раз показать, как этo делается.