Нас украли. История преступлений

При этом дочь такого неотесанного папаши-посла Тамара Геннадиевна была аристократка до мозга костей. Умела одеться как герцогиня, покупала за границей ткань, а шила ей по зарубежным выкройкам дешевая московская портниха.

Надо отметить, что Тамара Геннадиевна ориентировалась только на один образец: на Джеки Кеннеди. Такие же пальтишки, шляпки-таблетки, костюмчики с открытыми ключицами.

Собственно, и лицом она была похожа на Джеки, чего, правда, никто не замечал.

Дочь она водила в типичных нарядах английских принцесс: клетчатые юбочки, лаковые туфельки, блузки с большими воротничками, короткие пиджачки.

Дочь, правда, росла не очень красивой (где вы видели красивых английских принцесс? Принцесса Анна? Маргарет?), но была очень впечатлительной девочкой.

И при том дома царствовал невоздержанный Валерий Иванович, который срывал на жене и дочке все свои неудачи и то и дело приговаривал: «Ремня захотели».

Тамара любила дочь безумно, однако с двенадцати лет девочку вынуждены были отправить в Москву, в школу, и ее растила бабушка Нина Георгиевна.

Которая, в свою очередь, воспринимала воспитание Валериной дочери как бессрочную каторгу.

Что касается деда, посла, то Геннадий Иванович довольно быстро ушел после пережитого позора. Мужик-медведь не терпит другого медведя в своей берлоге, побежденный должен подохнуть.

9. Любовь Маши

В результате Маша выросла совершенно одинокой и не очень красивой девушкой. Не умела кокетничать, краситься.

Что же, во всем мире принцессы все как одна одиноки, не могут найти себе пару и в дальнейшем испытывают страсть к слугам, увы…

Втайне Маша была доброй, пылкой и чувственной, но никак этого не показывала.

Все это знала ее мама, Тамара Геннадиевна, и прозревала в ней вечную одиночку.

Они очень любили друг друга и часто перезванивались. Мама была единственной подругой Маши.

Белесая в отца, неприметная отличница, девочка из хорошей семьи, вежливая, молчаливая, неконтактная.

На первом же курсе она тайно влюбилась в Сергея, потому что он как-то в раздевалке сказал ей:

– У вас сумочка открыта, надо застегнуть. Мало ли. Давайте я.

И застегнул ей молнию на сумке. А сумка как раз висела на боку.

Его заботливые, умелые руки прошлись по Машиному бедру.

И потом он всегда с ней здоровался.

К весне третьего курса, за месяц до своего дня рождения, Маша как бы обезумела, поняла, что пора действовать, то есть созрела окончательно, вымыла, вылизала всю квартиру (бабушка часто болела, а мама, как всегда, проживала за рубежом с мужем-послом), затем во время международного телефонного разговора попросила маму прислать с диппочтой самые модные музыкальные записи и материал для новых занавесок, а также джинсы, тонкий свитер, кружевные трусики и такие же лифчики и пригласила на свой день рождения много народу, к каждому подходила индивидуально, вручала карточку с адресом и датой, и, в том числе, подошла с тем же самым к Сергею, который учился в другой группе.

Он сказал:

– Спасибо, приду обязательно. Что нужно принести?

– Только сухое вино, если вам не трудно.

Бабушка не одобрила внедрения в квартиру шумной оравы, когда все пришли (многие и совершенно посторонние, как бы друзья приглашенных, весьма дикого вида), и она легла в спальне, запершись на ключ, но Маша все приняла на себя.

Танцевали. Сергей сидел в стороне.

Маша, пробегая с тортом, случайно наступила ему на ногу. Он кивнул и в ответ на извинения сказал: «Прощаю». Солидно так.

Потом удалился раньше всех. Раньше чем заблевали всю ванную и ковер в гостиной.

Но через несколько дней он подошел к ней в коридоре и спросил, нет ли конспекта по Первой мировой войне, раздел Балкан.

Маша предложила зайти к ней после лекций.

Пили чай. Бабушка всем своим видом протестовала. Сергей был одет как-то бедно, обувь вообще несусветная, туристические ботинки из кирзы.

Когда он ушел, бабушка спросила:

– Дорогая, он откуда, чей?

– Он сам по себе, с юга. Родился у моря.

(Правда, до моря там было триста километров, но бабушке-грузинке можно было и приврать.)

– Мало нам твоего папочки-футболиста. При том что прадед наш князь. А как он учится?

– Не знаю. По-моему, ничего.

– Ну и что ты в нем нашла, слушай!

Маша промолчала.

Потом в отношениях с Сергеем опять была длинная пауза.

Здоровались, и все.

Так, ни шатко ни валко, продолжался этот односторонний роман. Иногда оказывались вместе в библиотеке, в столовой.

Через год, в апреле, Сергей подошел к ней опять в раздевалке, пошутил:

– Теперь сумочка застегнута? Здравствуй.

Он был одет. Маша тут же спросила:

– А ты куда? В смысле, в какую сторону?

– Я в сторону Хабаровска, но поближе. Мне предложили там в аспирантуру в пединститут областной и преподавать. Видимо, буду ориентироваться на Китай. А зачем тогда было учить ханди?

Они пошли к метро, но на самом деле пошли дальше, по переулкам.

В первый раз гуляли вместе. Маша дрожала, у нее сводило скулы, но внешне ничего не было заметно.

– Как твой день рождения прошел? – спросил он. (Помнит!)

– Никак. У меня бабушка болела. Посидели в кафе вдвоем, и все.