Нас всех тошнит

Первые минут шесть три актрисы под пляжную музыку ходят по авансцене справа налево и обратно, заходя и выходя из чёрных дверей, которые установлены фронтально к залу. Они выносят музыкальные инструменты и другие предметы – например, воздушный шар или микроволновку. Затем одна из перформансисток начинает говорить репетитивный текст в мегафон. Затем сцена погружается в темноту и постепенно появляющийся световой круг слева обнаруживает сидящую японку в жёлтой накидке со струнным музыкальным инструментом: она поёт и играет японскую распевку; через несколько минут на заднике (который здесь выполнен явно в качестве оммажа Роберту Уилсону, как и вообще многое в этом спектакле) появляется тень танцующей актрисы; затем они втроём на сцене – две присоединившиеся тоже с ручными музыкальными инструментами; они играют и поют. Затем следует девятиминутная сцена без музыки, где исполнительницы в белых костюмах синхронно выполняют пластические движения и произносят один из фрагментов текста Стайн. Затем одна из них играет на терменвоксе, они снова поют и снова делают пластику – это всё на фоне изощрённой световой и видеопроекции на задник. Затем проекция сменяется яркими однородными цветами – синим, зелёным, красным, оранжевым; сверху на тросах спускают несколько железных кувшинов и колокольчик, они бьются и производят звук; актрисы в странных юбках исполняют песню; потом сбоку выносятся картонные декорации условного города, а сверху спускается картонная фигура человека в полный рост; актрисы снова поют и делают сложные движения; декорации уплывают наверх, взамен спускается бокс с сетчатыми стенами и лампой внутри – от него на задник происходит красивая проекция; в конце все трое, аккомпанируя себе на разных инструментах, исполняют песню о человеке, которому кажется, что он родился не в своё время.

Как следует понимать, такое длинное описание приведено здесь специально, чтобы показать, что этот спектакль (как и большая часть работ Гёббельса) таков, что его вообще невозможно пересказать, чтобы сложилось хоть какое-то впечатление. Благо «Хаширигаки», как и другие спектакли этого режиссёра, можно увидеть онлайн. Эта невозможность текстовой репрезентации получается из отказа Гёббельса от репрезентации театральной. Событие происходит только тогда, когда мы его видим, когда все элементы складываются друг с другом, образуя очень тонкую и текучую атмосферу. Именно эта атмосфера и есть то самое ценное в ландшафтном или визуальном театре. Неверно задавать вопрос: «Что ты вынес с этого спектакля, что понял после него?» – на такой вопрос невозможно ответить. Этот тип искусства просто приятно и захватывающе смотреть, он оставляет впечатление. В одном из интервью Гёббельс рассказывает:

«Моя цель – развивать театр, где элементы достигают независимого равновесия, где даже свет имеет собственное независимое качество; где язык может быть независимым (звуки, музыка, звуки и речь актёров), чтобы элементы не повторялись. Это сочетание бессмысленного даёт нам идеи, с которыми мы можем работать, а вместе с этим устраняет смысл путём дистанцирования элементов друг от друга – это своего рода обращение к публике с призывом осознать свои впечатления. Нам всем интересно проводить параллели и делать ссылки: когда вы видите персонажа, который что-то говорит и при этом делает движение, не имеющее отношения к тому, что он говорит, вы немедленно устанавливаете связь между этими двумя элементами – это не позволяет вам засыпать. Это не как в традиционном театре, где всё дублируется».