Нас всех тошнит

Этот бельгийский режиссёр и художник родился в 1974 году и изучал театр, визуальные искусства и архитектуру, что полностью очевидно в междисциплинарности его работ: его инсталляции похожи на перформансы, театральные спектакли похожи на инсталляции, а хореографические работы похожи на всё сразу, да ещё и на произведения современного объектного искусства. В 2010 году, получив уже достаточное международное признание, Вердонк получает постоянную субсидию от фламандских властей – в этот период он основывает театральную компанию A Two Dogs Company. Этого режиссёра и художника очевидно интересует условное постапокалиптическое состояние человека: его работы сосредоточены на необязательности человека, его изломанном присутствии и медиализированном исчезновении. Есть два феномена, которые Вердонка занимают больше остальных, – автоматизированное присутствие техники и технологии на сцене и природные явления, инкапсулированные в искусственно созданное герметичное пространство (такими, например, были его проекты Shell и Box – в первом зрители могли видеть взрыв фейерверка вблизи, заключённого в прозрачный бокс, во втором – в стеклянную коробку была помещена ослепляющая лампа, на которую зрители могли смотреть через светозащитные очки).

У Вердонка также есть работа, похожая на «Вещь Штифтера» Хайнера Гёббельса, – H, an accident, сделанная по мотивам работ и биографии Даниила Хармса. В одной из сцен, которую Вердонк обозначает как «мёртвый духовой оркестр», несколько музыкальных инструментов – духовых и ударных, закреплённых примерно на уровне полутора метров над полом на прямых стержнях, – начинают производить звуки, будучи управляемыми через компьютер. Но наиболее интересными в рамках нашего текущего разговора представляются работы Вердонка Dancer #1, Dancer #2 и Dancer #3 – цикл хореографических проектов, в которых танец рождается из движения металлических предметов, не управляемых человеком.

Dancer #1, предназначенный для малой театральной сцены, устроен следующим образом: на задник проецируется круг света, в зону этого круга по центру сцены с потолка опускается огромная буква «L», сделанная из металла. Она управляется через ремни, подведённые к шлифовальному кругу под потолком. Когда круг начинает работу, металлическая конструкция вращается круговым образом, истерически подскакивая вверх. Чем больше набирает оборотов мотор, тем больше действие на сцене похоже на сценарий героя, терпящего бедствие, обычное ускорение темпа и звуки, сопровождающие это движение, делают атмосферу в зале крайне тревожной. Вторая серия цикла, Dancer #2, представляет собой обычный двигатель внутреннего сгорания, изъятый из большой машины и помещённый на подставку в галерейном пространстве. Сообщается, что Вердонк имел в виду обратить внимание на некоторые экологические последствия работы такого двигателя – «одного из главных виновников климатического кризиса». Это удивительная работа, потому что двигатель стоит на белом постаменте, как объект искусства, и вообще не движется, но он запущен и внутри его происходит работа, очевидная из звуков, которые он издаёт. Таким образом, хореографическое движение рождается из состояния отсутствия движения, из самого потенциала этого мотора привести в движение какой-либо объект. Наконец, Dancer #3, также показываемый в пространстве камерных театральных сцен, представляет собой механизм, больше всего похожий на отбойный молоток, избавленный от своей основной функции. Стержнем механизма примерно в полметра высоту является металлическая пружина, окружённая каркасом, а снизу робот опирается на круглую плоскую «ножку», на которой он и подпрыгивает, будучи подключённым к компьютеру проводом, уходящим вертикально в потолок. Робот постоянно падает, после чего механизм сверху возвращает его в вертикальное положение. Это своего рода картины отчаяния и постоянных проб: Вердонк как бы рассматривает текущее положение робототехники, которая только начинает неуверенно исполнять функции в пространстве, доступные человеческому телу.

Анни Дорсен

Наблюдается такая тенденция: большая часть технологичного театрального искусства, производимого в США (хотя с современным театром в Америке вообще полная катастрофа), так или иначе конституирует себя через роботизацию, через связь с компьютером и цифровыми технологиями, Интернетом. В европейском же искусстве, которое пользуется современными технологиями, отношения с компьютером как бы скрыты, технологи используются для создании природоподобной или же какой-то фантазийной реальности, но все базовые признаки компьютеризации (социальные медиа, Интернет, мессенджеры и тому подобное) непосредственно в спектаклях не демонстрируются, справедливо считаясь плохим вкусом.