— Нет, не потому. Понимаете, так поговорил со мной полковник… Ну, прямо до самого сердца пронял. И теперь я знаю, что я такое был и каким мне надо быть. И отругал он меня, как надо, и дал почувствовать, что я есть человек нужный…
— Будем считать, что тебе повезло, — сказал усатый майор, вставая и подавая ему руку. — Что ж, прощай. Желаю тебе удачи на Малой земле.
Два других офицера поднялись тоже, подали бывшему майору руки, ободряюще похлопали по плечу и пошли следом за усатым.
Уральцев искоса посмотрел на «потерпевшего».
«Интересно бы знать, что за история приключилась с ним», — подумал он, но, глянув на часы, увидел, что времени для разговора нет. Через пятнадцать минут надо быть у Брежнева.
В коридоре Уральцев поставил вещмешок на подоконник. Когда часы показали одиннадцать, он постучал в дверь кабинета.
— Заходите, — послышалось за дверью.
Полковник стоял у окна и держал в руках раскрытую газету. Увидев Уральцева, он шагнул ему навстречу, протянул руку, чуть улыбнулся и сказал:
— Садитесь, поговорим.
Но сам не сел, а, положив газету на стол, заходил по комнате, взмахивая руками при каждом шаге.
— Прошу извинить за то, что буду ходить, — сказал Брежнев, снова чуть улыбнувшись. — С вашим личным делом я познакомился.
Конечно же, прежде всего он спросил о том, почему Уральцев ушел из военной газеты. Когда Уральцев рассказал, Брежнев в задумчивости произнес:
— Может быть, и мог вас обидеть подход редактора к вашей корреспонденции, не спорю. Но бесспорно одно: вы погорячились. Думаю, что в какой-то степени редактор был прав. Недостатков в наших фронтовых делах немало. Но мне кажется, что журналист, берясь за перо, в первую очередь должен подумать над тем, какую пользу принесет его статья.
Если она даст пищу врагам, то лучше ее не печатать, а принять иные меры для искоренения того недостатка, о котором идет речь. Скажите, поставили ли вы в известность Военный совет армии о неправильных действиях того командира полка?
— Нет, — признался Уральцев.
— Ну вот, видите. Разве же так можно? Следовало бы дать аргументированный рапорт в Военный совет. Там бы разобрались, что-то конкретное предприняли бы.
— Понял, товарищ полковник. Но, скажу вам откровенно, я не жалею о том, что побыл политруком роты автоматчиков, замполитом в разведке. Это было испытание и личных качеств и, если можно так выразиться, приближением журналиста к военной жизни.
— Может быть, и так, — задумчиво произнес Брежнев, продолжая вышагивать. — Спорить не буду, хотя можно и поспорить. А скажите-ка, скучаете по газете?
— Да, — признался Уральцев и невольно вздохнул. — Как-никак, а профессия по призванию, любимая и пожизненная. Жив останусь, после войны вернусь в газету.
— Почему же после войны? Можно и раньше. — Брежнев перестал ходить, сел рядом, доверительно заговорил: — Вот о чем нужно подумать, товарищ Уральцев. В этой войне наш народ показывает изумительное мужество. Каждый день приносит нам известия о героических подвигах. Но кончится война, пройдут десятилетия, и подвиги станут забываться. А забывать нельзя. Священный долг писателей и журналистов оставить в памяти поколений события Великой Отечественной войны. Вы как журналист должны быть летописцем героических событий. К сожалению, в нашей армейской газете штат полностью заполнен. В дивизионных штаты также укомплектованы. Но от нас уехал корреспондент фронтовой газеты. Тяжело заболел. Правда, не в моей власти назначать корреспондентов фронтовых и центральных газет, но рекомендовать могу.
Он встал, подошел к столу, взял папиросу. Закурив, сказал:
— Ну что ж, на этом мы и закончим нашу беседу. Идите в отдел кадров и получите направление в политуправление фронта. Зайдите там к редактору фронтовой газеты. Вечером я поговорю с ним по телефону. Желаю успеха. — Брежнев протянул руку. — Да, чуть не забыл, — спохватился он, — узнайте в редакции, собираются ли они написать о том, как на Малой земле убирали озимую пшеницу.
— Озимую?.. На Малой? — изумился Уральцев.
— Да, озимую. Удивительно, не правда ли? В долине около Станички кто-то осенью посеял пшеницу. Она выросла. Участок этот хорошо просматривается противником с Безымянной высоты, поэтому малоземельцы здесь не ходили. Это место почти не обстреливалось, и бомб тут упало совсем мало. Вот потому и созрел урожай. Замполит 255-й бригады подполковник Видов организовал уборку. Ночью срезали колоски. Потом молотили. На днях сюда, к нам, прислали несколько мешков с пшеницей и письмо. Просят переслать зерно ленинградцам. Советую зайти в отдел пропаганды, там подробнее расскажут. Если в редакции фронтовой газеты нет об этом корреспонденции, напишите сами. Итак, еще раз до свидания.
Уральцев вышел из дома — как на крыльях вылетел. Он не ожидал такого разговора. Думал, что будет он суше, официальнее, как это часто бывает, когда начальство вызывает офицера из резерва для назначения на должность.
На скамейке под деревом никого не было. Майор куда-то исчез. Уральцев пошел в отдел кадров.
Глава третья