Нас ждет Севастополь

О каждом из команды можно рассказывать истории. Все это смелые, знающие свое дело люди, честные и бескорыстные, настоящие товарищи, всегда готовые постоять друг за друга. Новосельцев смотрел на них и чувствовал, как радостное волнение охватывает его, такое же, как в каюте. Да, перед ним родные ребята, морская семья.

— Вот я и опять с вами! — бодро, чуть дрогнувшим голосом произнес Новосельцев. — Опять будем воевать вместе. С сегодняшнего дня я снова ваш командир.

Он замолчал, раздумывая — начать деловой разговор или ограничиться этим. Вроде бы и неудобно сразу после теплой встречи предъявлять требования. Ведь хорошие же ребята!

Пройдя перед строем, он остановился и сказал:

— Больше трех месяцев я не был на корабле. На войне это большой срок. За это время в нашей жизни произошло немало событий. О них расскажет мне вахтенный журнал.

Лица у всех были осунувшиеся, обветренные, и Новосельцев с жалостью подумал: «Измотались ребята, затаскали их по дозорам и конвоям. С начала войны недосыпают».

— Думаю, — продолжал он, — что горького хлебнули за это время немало, по лицам вижу. Но легче едва ли будет. На то война, товарищи. На войне легко не бывает.

«Что я говорю? — осердился на себя Новосельцев. — Они и сами это знают. Разучился по-человечески разговаривать, что ли?»

Несколько мгновений Новосельцев молчал, потом спросил:

— Ну, как вам живется? Может быть, у кого есть претензии?

Боцман кашлянул, покосился на матросов. Те молчали. Молчание нарушил Степан Дюжев. Щуря в усмешке цыганские глаза, он сказал:

— У нас претензии только к фрицам. Надеемся, что наши претензии будут удовлетворены.

— А это зависит от нас, — улыбнулся Новосельцев, радуясь, что Дюжев не утратил веселый характер.

— За нами дело не станет. Всегда готовы загнать фашистов в деревянный бушлат или на мертвый якорь поставить.

— Это верно? — спросил Новосельцев, обращаясь к строю.

— Так точно, товарищ лейтенант! — зычно ответили матросы, и все заулыбались.

— Все ясно. Разойтись.

Матросы и старшины окружили командира, и Новосельцев, перекидываясь шутками, жал им руки.

— Разрешите, товарищ лейтенант, начинать приборку, — обратился к нему боцман.

Новосельцев кивнул в знак согласия.

— И еще, товарищ лейтенант, есть у меня дело, — продолжал боцман. — Вот вы спросили насчет претензий. У меня есть претензия к командиру базы. Мыла надо давать побольше. Матросы, особенно мотористы, сердятся, меня обвиняют в жадности, А где я возьму, если на складе не дают.

— А есть там?

— Есть, конечно. Командир базы очень прижимистый. Все экономию наводит. Как пойдешь что получать, так находишься. Штаны Шабрину надо получить — и второй месяц водят за нос, не дают, а Шабрин ворчит.

— Куда же его штаны делись?

Пряча в усах улыбку, боцман сказал:

— Постирал и повесил сушить. А тут «юнкерсы» налетели. После бомбежки штаны исчезли.

Новосельцев рассмеялся и подозвал Шабрина:

— Как же это вы не уследили за своими штанами? Тоже мне кошачий глаз.

Шабрин покраснел, пожал плечами:

— Ума не приложу. Не иначе взрывной волной сорвало и в море снесло. А теперь видите в чем хожу, — и он показал на свои залатанные разноцветными тряпками парусиновые штаны.

— Да, — протянул Новосельцев, — видик неказистый, на берег не сойдешь. И на мостик, пожалуй, в таких штанах не пущу. Увидят с другого катера, на смех подымут.

— Уже подымали, — уныло произнес Шабрин.

— Подначивали ребята, — подтвердил боцман. — А Шабрин ко мне, а что я могу…

— Ладно, что-то придумаем, — сказал Новосельцев, переставая улыбаться.

Боцман пошел заниматься приборкой, а Новосельцев спустился в каюту, пригласил с собой Ивлева.

— Как протекает жизнь, Дмитрий Абрамович? — спросил он механика, когда тот сел и закурил предложенную ему папиросу.

— Сейчас полегче, чем в Севастополе. Часто, правда, приходилось ходить в конвое и в дозоре, но столкновения с самолетами и кораблями бывают редко. А вот на бухту налетают частенько, почти каждый день, а в иной день и по два раза.

— А какое настроение у людей?

— Настроение боевое. Но все тоскуют по Севастополю. Сами знаете, как тяжело. Снится он ребятам часто, утром только и разговоры об этом. Переживали ребята, когда Новороссийск сдали. Злые были.

Новосельцев уважал механика и наедине всегда называл его по имени и отчеству. Ивлев был не только отличным механиком, но и человеком с большим сердцем. На кораблях было немало механиков и командиров отделений мотористов, обученных им. По его инициативе в дивизионе проводились технические конференции механиков, на которых обсуждались вопросы правильной эксплуатации моторов, использования местных ресурсов при ремонте материальной части кораблей, экономии горючего. Случись на катере у кого какое горе, он найдет нужное слово, чтобы утешить. Корягин, когда был командиром корабля, называл Дмитрия Абрамовича своей правой рукой. Так называл его и Новосельцев. Не раз механик подсказывал им обоим правильные решения.