Читаем Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца полностью

Конечно, реализовать мечту о полетах, находясь в деревне, было практически невозможно, и мне пришлось на некоторое время смириться с этим. Но когда отец объявил о нашем переезде в Уфу, в голове стремительно промелькнуло: «Быть может, судьба дает мне шанс…» Сердце забилось немного быстрее, как бы чувствуя то, во что я все еще не мог поверить…

Оказавшись в незнакомой для меня атмосфере достаточно большого города, первое время я ощущал себя не совсем уверенно, прилагая все силы, чтобы побыстрее адаптироваться к непривычному ритму и настроению. Приятным открытием стало то, что здесь, в Уфе, молодежь имела достаточно возможностей для реализации своих способностей и предпочтений.

Меня же, казалось, подталкивало и направляло к столь желанной цели буквально все вокруг. Газеты пестрели заголовками о славных достижениях советских авиаторов. Книги, детально описывающие их легендарные, полные опасностей и риска, рекордные перелеты, в изобилии имелись на полках книжных магазинов и в фондах общественных библиотек. В Доме пионеров, школах, театрах наряду с изображениями Ленина, Сталина и других руководителей нашей страны висели большие цветные портреты Чкалова, Байдукова, Белякова, Водопьянова, Громова, Слепнева, а также отличившихся во время испанской войны Рычагова и Грицевца. «Нет такой высоты, покорить которую не способен целеустремленный и настойчивый» – было послание этих прославленных героев нам, молодым ребятам, только начинающим свой жизненный путь.

И мы со всем энтузиазмом откликнулись на этот призыв, ведь наши сердца переполняли юношеский задор и искреннее желание изменить к лучшему мир вокруг себя, а стремление посвятить свои жизни служению Родине систематически прививалось нам воспитанием.

Наверное, сегодня эти строки покажутся кому-то из читателей преувеличением, а может быть, идеализацией собственного поколения, свойственной моему возрасту. Но это действительно было так… Из моей школы почти все парни из 9-х и 10-х классов поступили в военные училища…

Сентябрьский день 39-го года, окончательно определивший всю мою дальнейшую жизнь, начинался вполне обыкновенно, ничем, в сущности, не выделяясь из монотонной череды других. Бодро шагая по школьному коридору на комсомольское собрание, я и не подозревал, что до встречи с судьбой оставалось всего лишь несколько минут…

– Как известно, – торжественно начал комсорг, – на всесоюзном съезде комсомола было принято решение направлять молодежь в авиацию и на флот…

Почувствовав важность момента, мы сидели, не шевелясь, и ловили каждое слово выступающего…

– …Предлагаю приступить к поименному обсуждению кандидатов на зачисление в аэроклуб! Кто за – прошу поднять руки! Единогласно…

Застигнутый врасплох неистовым вихрем эмоций, я не вполне осознавал суть происходящего, даже когда вместе с десятью своими товарищами словно на крыльях несся к заветному зданию аэроклуба, прижимая к сердцу направление школьного комитета комсомола. «Я буду летать!» – молотом стучало в мозгу.

Но реальность несколько охладила мой пыл. Во-первых, еще предстояло пройти медицинскую и мандатную комиссии. Во-вторых, мать, только лишь услышав о полетах, строго сказала: «Не пойдешь, и все!» Нет-нет да проскальзывали в газетах известия об авиакатастрофах. Передаваемые из уст в уста по «женскому радио», они обрастали все более ужасными подробностями и из разряда редких исключений переходили в правило. В общем, она ужасно волновалась за меня, опасаясь неминуемой, как ей казалось, беды. Отец особо не возражал против моего решения и даже старался успокоить заплаканную маму: «Ну, не плачь, не надо. Мужик, чай, растет»…

…Ожидая своей очереди на медкомиссию, я совсем было упал духом, наблюдая, как внешне гораздо более крепкие парни в полном отчаянии выходили из кабинета, проклиная «зловредных» докторов. Но, против ожиданий, состояние моего здоровья вполне соответствовало строгим критериям отбора, и на моей карточке рука главного врача начертала вселяющую надежду резолюцию: «Годен к летной работе».

Окончательное решение о принятии комсомольца Шишкова, ученика девятого класса средней школы № 19, в аэроклуб должна была принять так называемая мандатная комиссия, в обязанности которой вменялось пристальное слежение за классовой чистотой наших ВВС. Проверяли даже, нет ли у меня родственников за границей, затребовали характеристики из школы, комитета комсомола, послали запрос по месту рождения. Из-за последнего пришлось достаточно серьезно поволноваться, ведь мой дедушка был раскулачен, но, поскольку отец считался середняком, мне удалось пройти и это испытание.

Оставалось лишь оформить все необходимые документы и сделать фотокарточки для личного дела, для чего требовалось заплатить в общей сложности около пяти рублей. Просить деньги у матери, зная ее отношение к авиации, как-то не хотелось. Поэтому в ближайшее воскресенье мы с ребятами пошли на пристань и разгрузили баржу с дровами. Таким образом была заработана искомая сумма…

Перейти на страницу:

Все книги серии Герои Великой Отечественной. Фронтовые мемуары Победителей

Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца
Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца

Уникальные мемуары летчика-торпедоносца, совершившего 187 боевых вылетов и 31 торпедную атаку (больше, чем кто-либо в морской авиации) под ураганным огнем лучшей в мире немецкой ПВО. Исповедь Героя Советского Союза, потопившего на Балтике 12 вражеских кораблей. Вся правда о самой опасной летной профессии – недаром фронтовики прозвали торпедоносцев и топ-мачтовиков «смертниками»: средний срок жизни экипажей балтийской минно-торпедной авиации составлял всего 15 боевых вылетов.«Многие эпизоды моего боевого прошлого при воспоминании о них острой болью отдавались в сердце, вызывая лишь одно желание – напрочь забыть обо всем. Но война никак не хотела отпускать меня. Вспышки зенитных снарядов вокруг моего самолета, лица погибших товарищей помимо воли вновь и вновь возникали перед глазами. Порой становилось совершенно непонятно, каким же чудом мне удалось уцелеть в этой кровавой мясорубке… И, в очередной раз возвращаясь к пережитым событиям, я понял, что должен рассказать о них. Это – мое последнее боевое задание…»

Михаил Фёдорович Шишков , Михаил Шишков

Биографии и Мемуары / Военная история / Документальное
Казак на самоходке. «Заживо не сгорели»
Казак на самоходке. «Заживо не сгорели»

Автор этой книги – один из тех трех процентов фронтовиков, кто, приняв боевое крещение летом 1941 года, дожил до Победы. Прорывался из «котлов», защищал Лужский рубеж и Дорогу Жизни, участвовал в кровавых штурмах Синявинских высот (где от всей его батареи осталось только пять бойцов), с боями прошел от Тамани до Праги. Воевал и в саперах, и в пехоте, и наводчиком в артиллерии, и командиром самоходки Су-76 в единственной на всю Красную Армию казачьей пластунской дивизии.«Да, были у наших самоходок слабые стороны. Это не такое мощное, как хотелось бы, противопульное бронирование, пожароопасность бензинового двигателя и открытая боевая рубка. Она не защищала от стрелкового огня сверху, от закидывания гранат. Всё это приходилось учитывать в бою. Из-за брезентовой крыши словохоты присваивали нашим Су-76 грубоватые прозвища: "голозадый Фердинанд" или "сучка". Хотя с другой стороны, та же открытая рубка была удобна в работе, снимала проблему загазованности боевого отделения при стрельбе, можно было легко покинуть подбитую установку. Поэтому многие самоходчики были влюблены в СУ-76, мы её ласково называли "сухариком"».Эта книга – настоящая «окопная правда» фронтовика, имевшего всего три шанса из ста остаться в живых, но выигравшего в «русскую рулетку» у смерти, израненного в боях, но не сгоревшего заживо.

Александр Дронов , Валерий Дронов

Биографии и Мемуары / Военная история / Документальное

Похожие книги