Насекомые вокруг нас

Трубачики оказались собственниками. Вскоре садок был разделен на три части, и каждый из трех его обитателей сидел на своем месте, знал только свою территорию и на чужие владения не зарился. Так, видимо, полагалось и на воле. Не зря говорится в старой русской пословице: «Всяк сверчок знай свой шесток».

Как-то садок переставили на освещенное солнцем окно. Пленники тотчас оживились, выбрались наверх и, обогревшись, стали тщательно облизывать лапки. Кстати, так делают и многие кузнечики, только зачем — никто не знает. После солнечных ванн трубачики всю ночь громко распевали. С тех пор стало правилом греть их на окне.

У трубачиков был строгий распорядок дня. Свои концерты они начинали ровно в девять часов вечера. Искусственный свет не играл роли в этом отсчете времени. Они были пунктуальны, даже если окна закрывали шторами и зажигали свет. Сверчки обладали какими-то таинственными внутренними часами, которыми и руководствовались в своей жизни.

Мы все привыкли к распорядку для наших питомцев, и нередко кто-нибудь, услышав трель, удивлялся:

— Неужели уже девять часов!

Или недоумевал:

— Что-то долго не поют сверчки, разве еще нет девяти?

Однажды ночью я вздумал погреть трубачиков электрической лампой. Неутомимые музыканты прервали свои песни, выбрались повыше, ближе к теплу и, размахивая длинными усиками, принялись за любимое занятие — облизывание лапок. И после этого перестали петь. Молчание было упорным и продолжалось три дня. Что случилось с нашими пленниками? Жизнь насекомых подчиняется ритму, царящему в природе. Испокон веков они привыкли к смене дня и ночи, тепла и прохлады. Видимо, ночной обогрев сбил этот ритм, разладил механизм внутренних часов. Ведь теплу полагалось быть только днем.

Наступила осень. Стали прохладнее ночи. Сверчки пели все реже и тише. Вот замолк один, потом другой. Но третий, самый звонкий, продолжал весело и громко распевать.

Пожелтели на деревьях листья и, опав на землю, зашуршали под ногами. Утрами на землю ложился иней. В пустыне, откуда привезли сверчков, уже свистел холодный ветер, приподнимал с сухой земли столбы пыли и гнал перекати-поле. Трубачики на воле давно закончили свои жизненные дела и погибли, оставив зимовать яички. А наш музыкант не сдавался, и нежная трель колокольчика неслась по ночам из проволочного садка. Замолк он неожиданно в самом конце октября, за день до непогоды, туманов, дождей и первого снега. Спрятался в самую гущу травы и уснул навсегда. И сразу в нашей квартире стало как-то пусто.

Меня всегда интересовали домашние сверчки. Причем, наверное, не столько как ученого. Думаю, что я заинтересовался ими благодаря двум сильным впечатлениям, одно из них — детское.

Глухая станция в Хабаровском крае. Мне приснился страшный сон, и я внезапно проснулся. В доме все спали. За окном блестела луна и на белой стене рисовала переплет рамы. Было тихо. И только из кухни раздавалось пение сверчка. Я прислушался, вскоре почувствовал, что успокоился. Под мерное стрекотание путались мысли, и я незаметно заснул…

Помню, как нам, малышам, не терпелось узнать: почему сверчки живут под печкой? Как его увидеть? Ведь он такой осторожный! Только однажды утром сверчок оказался в тазу и, застигнутый врасплох, стал резко подпрыгивать, пытаясь выбраться. С интересом мы разглядывали пленника. Из сказок мы знали, что у него при себе должна быть маленькая скрипка. «Но куда он ее спрятал?» — недоумевали мы.

Другое воспоминание. Зима сурового 1942 года, воинский эшелон, идущий по долгой сибирской железной дороге, и остановка на станции Ушумун. Ночь, сорокаградусный мороз. Эшелон въехал на территорию санпропускника. Одним из первых я вошел в душевую — громадную залу с многочисленными маленькими кабинами. В душевой было тепло и… слышался громкий хор сверчков. Тогда мне показалось, что зимы нет, а представилась вдруг обширная степь…

Раньше в России в деревне домá без сверчка не считались счастливыми, хотя сверчки всегда охотно заселяли жилище и не заставляли себя ждать, забираясь и в дом только что построенный. В народной русской пословице говорится: «Была бы изба, а сверчки будут».

Зимой во время посиделок в долгие зимние вечера под пение сверчков велись длинные, неторопливые разговоры, рассказывались былины, сказки. Сверчки считались неотъемлемыми спутниками уюта, покоя и сердечных, добрососедских отношений. В деревенской тишине пение сверчка раздавалось особенно звонко, эта песня навевала душевный покой, а исполнитель казался очень жизнерадостным. «Веселый, словно сверчок», — говорили про счастливых людей.

В жилье человека певец питается ничтожными крохами, оброненными на пол. Он скрытен, пуглив и не попадается на глаза, никому не мешает, ничему не вредит, — только поет исправно и прилежно, услаждая слух. Одним словом, милый, скромный, крошечный музыкант!

Всегда думалось: наверное, сверчку хорошо переживать лютую зиму в теплом жилище человека, и тот для него друг. Но все оказалось иначе…

К весне веселые музыканты наших домов почему-то смолкают. Вспоминается короткое и выразительное стихотворение Мары Гриезане: