Население: одна

Элизабет Мун Население: одна

Посвящается Бетси, которая разожгла искру,

и Мэри, Эллен и Кэрри, которые ответили теплом и светом.

Переводчик Марина Давыдова

© Опубликовано с разрешения автора и ее литературных агентов, Литературного Агентства Jabberwocky (США) и Агентства Александра Корженевского (Россия). Elizabeth Moon © 1996

© Марина Давыдова, перевод на русский язык

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Эвербук», Издательство «Дом историй», 2024

Благодарности

У этой книги несколько крестных матерей, старых и новых. Среди ее литературных предшественников – эссе Урсулы Ле Гуин, «Стена» Марлен Хаусхофер и повесть, которую я к началу работы над своей книгой прочесть не успела, но о которой много слышала: «Две старые женщины» Велмы Уоллис. А еще – народные сказки о мудрых старухах. Но в первую очередь эта книга появилась на свет благодаря женщинам, похожим на Офелию, которых мне в свое время стоило слушать куда внимательнее. Женщин этих так много, что всех не перечислишь, но забывать о них нельзя. С редактурой этой книги мне помогла Лоис Паркер, и я бесконечно благодарна ей за готовность поделиться своим богатым жизненным опытом.

1

Колония «Симс Банкорп»

Док. № 3245.12

От земли, влажно чавкающей между босыми пальцами, тянуло прохладой, но у корней волос уже выступил пот. День обещал быть еще жарче, чем накануне, – к обеду прелестные красные цветки дневки свернут свои нежные воронки, источающие пряный аромат, и поникнут на лозе. Офелия ногой придвинула побольше мульчи к помидорным стеблям. Солнце приятно припекало. Если бы не маячившая поблизости Розара, Офелия сняла бы шляпу, чтобы пот свободно испарялся с кожи. Но ее невестка боялась рака и вдобавок считала, что пожилой женщине неприлично выходить из дома с непокрытой головой, демонстрируя соседям редеющие седые волосы.

Впрочем, волосы у Офелии были не то чтобы редкие. Она коснулась висков, будто бы поправляя выбившуюся прядь, а на деле ощупывая толстую косу. Нет, волосы у нее пока еще густые, ноги крепкие, а пальцы ловкие, хоть и узловатые от старости и многолетнего труда. Она смерила взглядом невестку, занятую чем-то в дальней части огорода. Худосочная, волосы цвета опаленной бумаги, глаза цвета грязи. Она была красива, с тонкой талией и белыми руками, но Офелия с самого начала видела Розару насквозь. Увы, Барто остался глух к материнской мудрости, и теперь у него была Розара с ее тонким станом – как-то раз Офелия, не удержавшись, назвала его змеиным, – а детей не было.

Это беспокоило Офелию куда меньше, чем думали окружающие. Она бы и рада была независимой невестке, из принципа отказавшейся заводить детей. Но Розара стремилась навязать свекрови ханжеские правила, придуманные ради сохранения девичьей добродетели, а этого Офелия стерпеть не могла.

– Фасоли надо было сажать больше, – крикнула Розара.

Она говорила об этом, еще когда засевали землю, хотя прекрасно знала, что Офелия не успевала израсходовать даже то количество, что сажала обычно. Розаре хотелось, чтобы Офелия выращивала фасоль не только для себя, но и на продажу.

– Нам хватит.

– Если урожай не погибнет.

– Если урожай погибнет, куда нам столько загубленной фасоли?

Розара фыркнула, но спорить не стала. Может быть, сообразила наконец, что это бесполезно. Офелия надеялась, что это так. Она продолжила работать: подкладывать мульчу под кусты помидоров, подвязывать раскидистые плети. Розара держалась от помидоров подальше, говоря, что у нее от них зуд. При этой мысли Офелия склонилась пониже, чтобы скрыть улыбку, и с удовольствием втянула острый запах помидорной ботвы.

Прямо на грядке ее сморил сон; проснулась она от косых лучей вечернего солнца, бьющих между кустами. Она не могла спать, когда светило в глаза, и до сих пор считала, что даже в криокапсуле бодрствовала весь полет, потому что там было светло. Умберто только посмеялся, когда она поделилась с ним этими соображениями: дескать, в криокапсулах все спят, на то они и криокапсулы. Офелия с ним не спорила, но все равно отчетливо помнила резкий свет, пробивающийся сквозь сомкнутые веки.

Теперь она лежала на рыхлой мульче между помидорных грядок и, приходя в себя ото сна, размышляла о том, до чего мирно выглядят эти маленькие зеленые джунгли. В кои-то веки вокруг стояла тишина: должно быть, Розара вернулась в дом, не заметив, что Офелия задремала. А может, этой суке все равно. Офелия повторила ругательство про себя, наслаждаясь звучанием. Сука. Шлюха. Таких слов она знала немного, и это придавало ее скромному запасу ругательств особую выразительность, позволяя вложить в них всю ту злость, которую другие размазывают на целые предложения.

Голос Бартоломео, доносящийся с улицы, прервал ход ее мыслей. Она торопливо села, зашипев от боли в бедре и коленях.

– Розара! Розара, иди сюда!