Наш Артем

В церкви обычная полутьма, потрескивают свечи, пахнет ладаном и потными телами.

Отец Амвросий вдруг уловил в задних рядах какое-то движение, шум. Нарушая церковное благочиние, послышались бранные слова, потом крики. И вдруг молящиеся как по команде повернулись спиной к амвону, дьякон поперхнулся и замолк.

Драка. Кого бьют, за что бьют, священник не стал разбираться, юркнул в ризницу. Что же теперь будет-то?! Ведь бьют, поди, полицейских. Их рожи ему давно примелькались, он их сразу признал в толпе. А ведь служил-то он за убиенных в день 9 января, ныне ровно полгода минуло.

Отец Амвросий не знал, конечно, что эта панихида была по предложению Артема одобрена группой «Вперед».

А у церкви настоящая битва. Рабочие в ярости: эти полицейские шкуры посмели явиться на панихиду по ими же убитым рабочим! Не выпускать убийц живыми! На смену заупокойной послышались четкие ритмы «Марсельезы». И новые крики, лошадиное ржание, выстрелы.

Отец Амвросий растянулся на полу ризницы и творил молитву, не разбирая слов, до них ли!

Наконец все смолкло. Амвросий выглянул из ризницы. В церкви слышались слабые стоны, какие-то женщины хлопотали над раненым. Амвросий переоделся и поплелся домой. Попадья его отговаривала, он не послушался, теперь хоть в доме не появляйся, сгрызет, да и от митрополита влетит по первое число, как ни прикидывайся дурачком и незнайкой.

Вечером этого же дня, 9 июля, в университетском саду вновь «Марсельеза». Здесь все смешалось — рабочие и студенты, какие-то напуганные парочки обывателей, не успевшие вовремя исчезнуть, за оградой казаки, полицейские. Где-то звякнуло разбитое окно, осколки посыпались на лошадь есаула. Та на дыбы. Казаки ринулись к выходу, пешие полицейские ворвались за ограду. Вечер не охладил накала дневной ярости. Рабочие и полицейские, сцепившись, катались по дорожкам сада. Хлопнул выстрел, за ним второй, третий…

Казаки прилипли к решетке, просунули сквозь прутья свои карабины, но стрелять остерегались.

Тьма погасила схватку. И только под купами деревьев всю ночь слышались стоны, всхлипы, ругань.

Июль и август — забастовки, стычки с казаками и полицией, демонстрации и вновь забастовки. И это не только в Харькове, но и по всей империи. Царизм мечется, царизм ищет выхода. Он поспешил завершить войну с Японией унизительным Портсмутским миром. Он хочет отвлечь русский пролетариат созданием шутовского парламента в лице так называемой Булыгинской думы. Но мир с Японией не принес мира внутри страны, бойкот Булыгинской думы большевиками сорвал ее созыв.

А забастовки ширятся. Харьковская группа «Вперед» разрослась до значения Харьковского комитета РСДРП и в таком статусе признана ЦК РСДРП.

Начальник харьковской охранки больше не желает читать в донесениях шпиков имя Артема. В конце концов, за что они получают деньги? Не могут проследить и пресечь! Ведь этот Артем где-то живет, чем-то питается, встречается с массой самых различных людей. Изловить!

Артем чувствовал, как день ото дня сжимается круг «охотников» за его головой, словно на волчьей облаве с флажками. Теперь он уже каждую ночь проводит на новом месте. Сегодня он будет ночевать на Оренбургской улице, девять, у Федора Юнакова. И пойдет спать в сарай, от греха подальше.

Юнаков же решил не спать эту ночь, но к утру его сморило. Проснулся от заливистого лая собаки. Вскочил. Собака заходилась где-то рядом. Выглянул в окно. В предрассветной мгле разглядел, что на заборе сидит полицейский. Беда!

Юнаков метнулся в сарай к Артему, потряс за плечо. Но Артем спал крепко. Пришлось его, полусонного, тащить чуть ли не на себе, благо верхнюю одежду, по привычке подпольщика, Артем, укладываясь спать, снимал редко, но сапоги снял и надевать их нет времени. Юнаков подтащил Артема к забору, выходящему на улицу, с трудом перекинул. Немного отлегло от сердца…

Полицейский же, как оказалось, напоролся на гвоздь и едва сполз с забора, порвав галифе. Чертыхаясь, ввалился в дом.

Никого! Что за оказия, ведь шпик сам проследил этого Артема до дома. Между тем Артем, плюхнувшись на тротуар, окончательно проснулся. Да, пробуждение не из приятных. И сапоги жаль, почти новые. Правда, тепло, можно и босиком добраться до Ивановки, где находится запасная квартира Никитенко.

В Харьковском комитете РСДРП были не на шутку обеспокоены. Артем жил как птица небесная, не имея ни денег, ни сменной одежды (второй рубашки или пиджака), ни кровати. От помощи отказывается. Нет, говорит, ну и не надо. Так надежнее. Он никогда не жалуется и не любит рассказывать о том, каково ему постоянно играть с охранкой в кошки-мышки. Мало кто знал, что руководителю харьковских большевиков частенько приходилось ночевать и в открытом поле. Если вдруг замечали у него простреленную полу пальто, он неохотно признавался, что удирал от казаков. И только когда Артем серьезно заболел, проведали, что ему пришлось всю ночь отсиживаться в болоте, а утром, добравшись до квартиры товарища, он не стал его будить и уснул во дворе.