Наш Ближний Восток

Улицы покрываются сотнями тысяч плакатов с физиономиями кандидатов. Здесь не столько предвыборные программы, о них мало что известно. Даже искушенному человеку трудно понять, чем, например, отличается программа Готбзаде от Мокри или Банисадра от Форухара, Садека Табатабаи от Хабиби и т. д. Все дело в изощренности позы, искусства фотографа и… средствах. Глядя на количество плакатов и их качество, сразу можно определить, у кого больше денег нашлось на всю эту саморекламу.

Исключительно много портретов Банисадра в самых разнообразных позах и поворотах. Много больших плакатов довольно бесцветного, с водянистыми глазами Хабиби, скромные листовки с фото Мокри с каким-то неуверенным выражением на лице. Задумчивый, таинственный, с маслянистым лицом Готбзаде, цветастый портрет по-детсадовски улыбающегося Табатабаи; торчат копьевидные усы Форухара на фоне знамени революции… «Голосуйте за…», «За меня…», «За меня…»

Впрочем, Банисадр обзавелся не только сотнями тысяч портретов. Он создал довольно мощный штат из молодых людей, которые пропагандируют достоинства Банисадра. Среди различных слоев населения – по-разному. Ведут учет общественного мнения. В ходе кампании меняют аргументы в зависимости от обстановки. Одним словом, действуют с опытностью западных политиканов.

Всех, однако, волнует: почему Хомейни не дает указаний, за кого же голосовать? «Дед» хитер, молчит. Правда, у него случился сильный сердечный приступ. Едва оправившись, он все же обращается к народу дружно принять участие в голосовании за президента. И, подливая масла в огонь, говорит: не важно, за кого вы будете голосовать, лишь бы все голосовали, показали тем самым единство; если даже выберете не того человека – не страшно, его можно будет потом снять (?!).

Хомейни явно не хотел отдавать кому-либо предпочтение, думаю, потому, что уже про себя давно решил, что президент при исламском правлении должен быть лишь номинальной фигурой, поэтому ни один кандидат не опасен. А левый Раджави уже выведен из игры.

25 января 1980 г. в Иране состоялись выборы президента. В голосовании могло участвовать 19,5 млн. человек, приняло участие 14,1 млн. чел., или около 70 %. За Банисадра было подано 10,8 млн. голосов, Мадани – 2,3 млн. голосов, Хабиби – 766 тысяч, Форухара – 134 тысячи, Табатабаи – 115 тысяч, Готбзаде – 49 тысяч. Про остальных и не сообщали.

Банисадр – первый президент. Впрочем, он, не стесняясь, изрекает: когда мне было еще 16 лет, я уже тогда говорил, что стану президентом Ирана.

Положение создается курьезное. Имеется президент, но нет ни правительства, ни парламента. Чем же и кем будет командовать президент? В стране действует всесильный таинственный Исламский революционный совет.

Биография у президента несложная. Родился в 1933 году в семье аятоллы, крупного помещика. Говорят, его отец благоволил молодому студенту-теософу Хомейни, разрешал жить ему у себя в поместье во время каникул. Молодой Банисадр учился в Тегеранском университете на теолога. Бегал вроде бы с листовками во времена бунтарства Моссадыка. Банисадр подчеркивает, что всегда был беспартийным, но заявляет, что «был близок к Телегани». Теперь это модно, все так говорят, кто хочет заработать хотя бы небольшой авторитет. Потом он уехал в Париж. Жил там на папины деньги 15 лет. Когда там появился Хомейни, Банисадр вошел в число его «любимцев», прослыл даже «красным», поскольку якшался с какими-то левыми студенческими группировками, каких много в Париже. Впрочем, это обстоятельство не мешало утверждать его политическим противникам (или завистникам?), что Банисадр был завербован «дёзьем бюро» – французской разведкой.

Впрочем, «красным» Банисадр себя никогда не считал, он полагал, что является теоретиком «исламской экономики».

Поскольку Банисадр прибыл в Тегеран в одном самолете с Хомейни, на нем остался отсвет таинственного ореола аятоллы. Никакими практическими делами он по приезде не занимался. Семью благоразумно держал в Париже. Начал было выступать с публичными лекциями в Тегеране об экономике. Поначалу народ – студенты, экономисты – валом повалил, ведь рассказывать он должен о будущем иранского общества после революции. Но уж очень забавны были утверждения Банисадра о «тоухиде» – вере в единого Бога для богатых и бедных, которая приведет к тому, что богатые перестанут быть таковыми, а бедные станут богатыми. Банисадр, конечно, – ярый противник коммунистического учения, которого он, кстати говоря, совершенно не знает, в этом я убедился сам в ходе многих бесед с ним. Он лишь нахватался терминов и понятий в преломлении французских мелких буржуа. Знания о Советском Союзе – примитивные, не намного больше, чем у иранских школьников времен шаха. Отсюда в этой смеси сознательного невежества и незнания родился антисоветизм Банисадра!