– Но какую роль могу играть я... или доктор Гассельбахер... в мировой стратегии? Человек, который продает пылесосы. Или доктор, ушедший на покой.
– В каждой игре бывают не только дамки, но и простые шашки, – сказал капитан Сегура. – Вот, например, эта. Я ее бью, а вы отдаете без всякого огорчения. Ну, а доктор Гассельбахер все-таки хорошо решает кроссворды.
– При чем тут кроссворды?
– Из такого человека получается превосходный криптограф. Мне однажды показали вашу телеграмму с расшифровкой; вернее, дали возможность ее найти. Может быть, надеялись, что я вышлю вас с Кубы. – Он засмеялся. – Отца Милли! Как бы не так!
– Что это была за телеграмма?
– Вы там утверждали, будто вам удалось завербовать инженера Сифуэнтеса. Какая чушь! Я его хорошо знаю. Может, они для того и стреляли, чтобы телеграмма звучала правдоподобнее. А может, и состряпали телеграмму для того, чтобы от вас избавиться. А может, они просто люди куда более доверчивые, чем я.
– Какая странная история! – Уормолд передвинул шашку. – А почему вы так уверены, что Сифуэнтес не мой агент?
– Я вижу, как вы играете в шашки, мистер Уормолд, а кроме того, я допросил Сифуэнтеса.
– Вы его пытали?
Капитан Сегура расхохотался.
– Нет. Он не принадлежит к тому классу, который пытают.
– Я не знал, что и в пытках есть классовые различия.
– Дорогой мой мистер Уормолд, вы же знаете, что есть люди, которые сами понимают, что их могут пытать, и люди, которые были бы глубоко возмущены, если б такая мысль кому-нибудь пришла в голову. Пытают всегда по молчаливому соглашению сторон.
– Но пытки пыткам рознь. Когда они разгромили лабораторию доктора Гассельбахера, это ведь тоже было пыткой...
– Мало ли что могут натворить дилетанты! Полиция тут ни при чем. Доктор Гассельбахер не принадлежит к классу пытаемых.
– А кто к нему принадлежит?
– Бедняки моей и любой латиноамериканской страны. Бедняки Центральной Европы и азиатского Востока. В ваших благополучных странах бедняков нет, и поэтому вы не подлежите пыткам. На Кубе полиция может измываться, как хочет, над эмигрантами из Латинской Америки и прибалтийских стран, но и пальцем не тронет приезжих из вашей страны или из Скандинавии. Такие вещи без слов понимают обе стороны. Католиков легче пытать, чем протестантов, да среди них и преступников больше. Вот видите, я был прав, что вышел в дамки; теперь я бью вас в последний раз.
– Вы, по-моему, всегда выигрываете. А теория у вас любопытная.
Они оба выпили еще по одному бесплатному «дайкири», замороженному так сильно, что его приходилось пить по капельке.
– А как поживает Милли? – спросил капитан Сегура.
– Хорошо.
– Я очень люблю эту девочку. Она правильно воспитана.
– Рад, что вы так думаете.
– Вот поэтому мне бы и не хотелось, чтобы у вас были неприятности, мистер Уормолд. Нехорошо, если вас лишат вида на жительство. Гавана много потеряет, если расстанется с вашей дочерью.
– Вряд ли вы мне поверите, капитан, но Сифуэнтес не был моим агентом.
– Нет, почему же, я вам верю. Я думаю, что вами хотели воспользоваться для отвода глаз или же как манком – знаете, такая деревянная уточка, на которую приманивают диких уток. – Он допил свой «дайкири». – Это мне на руку. Я сам люблю подстерегать диких уток, откуда бы они ни прилетали. Они презирают бедных туземных стрелков, но в один прекрасный день, когда они спокойно рассядутся, вот тогда я поохочусь вволю.
– Как все сложно в этом мире. Куда проще, по-моему, продавать пылесосы.
– Дела идут, надеюсь, хорошо?
– О да, спасибо.
– Я обратил внимание на то, что вы увеличили свой штат. У вас прелестный секретарь – та дама с сифоном, ее пальто никак не желало запахиваться, помните? И молодой человек.
– Мне нужен счетовод. На Лопеса положиться нельзя.
– Ах да, Лопес... Еще один ваш агент. – Капитан Сегура засмеялся. – Так, во всяком случае, мне было доложено.
– Ну да, он снабжает меня секретными сведениями о нашей полиции.
– Осторожнее, мистер Уормолд! Лопес принадлежит к тем, кого можно пытать. – Оба они посмеялись, допивая свои «дайкири». В солнечный день легко смеяться над пытками. – Мне пора идти, мистер Уормолд.
– У вас, наверно, все камеры полны моих шпионов.
– Место еще для одного всегда найдется; на худой конец можно кое-кого пустить в расход.
– Я все же, капитан, как-нибудь обыграю вас в шашки.
– Сомневаюсь, мистер Уормолд.