Наш человек в Гаване

— Но есть причина посерьезнее. Помните, что сказал Гассельбахер? Они привыкли наносить удар по тому, что мы любим. Если я не приду, они изобретут что-нибудь другое. Что-нибудь похуже. А мы не будем знать, что именно. В следующий раз выбор может пасть не на меня — я ведь не так уж сильно себя люблю, — а на Милли. Или на вас.

Он и сам не понял, что сказал, пока она не высадила его у дома и не отъехала.

3

Милли сказала:

— Ты выпил только кофе и ничего в рот не взял, даже сухарика.

— Что-то не хочется.

— А потом пойдешь и наешься на банкете у своих коммерсантов, — будто не знаешь, что твой желудок не выносит краба по-мавритански!

— Даю тебе слово, я постараюсь не есть ничего лишнего.

— Лучше бы ты как следует позавтракал. Поешь пшеничных хлопьев — они впитывают весь алкоголь.

В этот день рядом с ней была дуэнья.

— Ну, ей-богу же, не могу. Мне не до еды. Не приставай. Нет у меня аппетита.

— Ты приготовил речь?

— Старался, но я ведь не оратор. Понятия не имею, почему они попросили меня.

Но его мучило, что теперь он, кажется, знает, почему. Кто внушил эту мысль доктору Брауну — вот что нужно было узнать любой ценой. Он подумал: «Но ведь цена — это я сам!»

— Пари держу, что ты произведешь там фурор!

— Ну нет, я сделаю все, чтобы не произвести там никакого фурора.

Милли ушла в школу, а он остался сидеть за столом. На картонной коробке с хлопьями «Уитбрикс», которые всегда покупала Милли, был напечатан отрывок из последних приключений Мальчика с пальчик. В коротком рассказике с картинками Мальчик с пальчик встретил крысу величиной с рослого сенбернара и обратил ее в бегство, прикинувшись кошкой и замяукав. Это была очень незамысловатая история. Вряд ли ее можно было рассматривать как ценное назидание молодому поколению, вступающему в жизнь. За двенадцать купонов, вырезанных из таких коробок, фирма обещала духовое ружье. Коробка была почти пуста, и Уормолд принялся вырезывать купон, аккуратно водя ножом по пунктирной линии. Он уже обрезал последний угол, когда в комнату вошла Беатриса. Она спросила:

— Чем это вы занимаетесь?

— По-моему, духовое ружье может пригодиться нам в конторе. Не хватает всего одиннадцати купонов.

— Я не спала всю ночь.

— Наверно, выпили слишком много кофе?

— Нет. Это из-за того, что вам сказал доктор Гассельбахер. Насчет Милли. Пожалуйста, не ходите на банкет.

— Ну, пойти-то я, во всяком случае, должен.

— Вы и так делаете достаточно. В Лондоне вами довольны. Я сужу по тону телеграмм. Что бы там ни говорил Генри, Лондон вовсе не захочет, чтобы вы шли на бессмысленный риск.

— Он прав, когда говорит, что если я не пойду, они попробуют что-нибудь другое.

— Не бойтесь за Милли. Я не спущу с нее глаз.

— А кто будет смотреть за вами?

— Я сама выбрала эту профессию. Вы за меня не отвечаете.

— Вы бывали уже в таких переделках?

— Нет. Но и начальника такого у меня еще не было. Вы словно ткнули палкой в осиное гнездо. Знаете, обычно наша работа — чистая канцелярщина: картотека и скучные телеграммы. Убийства — не наша область. И я не хочу, чтобы вас убивали. Понимаете, вы какой-то настоящий, а не персонаж из «Бойз оун пейпер». Ради бога, оставьте вы в покое эту дурацкую коробку и послушайте, что я вам говорю!

— Я читал про Мальчика с пальчик.

— Вот и оставайтесь с ним сегодня дома. А я пойду и куплю вам все предыдущие коробки этой серии, чтобы вы могли прочитать про него с самого начала.

— Готорн говорил здравые вещи. Мне только надо быть поосторожней с едой. Ведь и в самом деле важно установить, кто они такие. Тогда я по крайней мере отработаю полученные деньги.

— Вы и так сделали больше, чем нужно. Незачем вам ходить на этот проклятый банкет!

— Нет, есть за чем. Хотя бы из гордости.

— Перед кем вы хотите покрасоваться?

— Перед вами.

Он пробирался по холлу гостиницы «Насьональ» мимо витрин с итальянской обувью, датскими пепельницами, шведским стеклом и сиреневыми английскими фуфайками. Дверь в банкетный зал, где всегда заседало Европейское коммерческое общество, загораживал стул, на котором расположился доктор Гассельбахер — он явно кого-то поджидал. Уормолд замедлил шаг; он не видел доктора Гассельбахера с той самой ночи, когда тот сидел в мундире улана на кровати и вспоминал прошлое. Члены коммерческого общества, направлявшиеся в банкетный зал, останавливались и заговаривали с доктором Гассельбахером, но тот не обращал на них внимания.

Когда Уормолд поравнялся со стулом, на котором сидел доктор, тот сказал:

— Не ходите туда, мистер Уормолд.

Он говорил громко; слова его дрожали в загроможденном витринами холле, привлекая всеобщее внимание.

— Как поживаете, Гассельбахер?

— Я оказал: не ходите туда.

— Слышу!

— Они собираются вас убить, мистер Уормолд.

— Откуда вы знаете, Гассельбахер?

— Они хотят вас там отравить.

Кто-то из приглашенных остановился и стал смотреть на них с улыбкой. Один американец спросил:

— Да неужели тут так уж плохо кормят?

Все рассмеялись.

Уормолд сказал:

— Уйдите отсюда, Гассельбахер. На вас все смотрят.

— Вы все-таки пойдете?

— Конечно; я ведь один из ораторов.

— У вас есть Милли. Подумайте о ней.