Наш человек в гестапо. Кто вы, господин Штирлиц?

— Извольте. В полиции с 1904 года. Поступил в Берлине, служил в Данциге, Эссене, потом опять вернулся в Берлин. Последние годы был в контрразведывательном отделении полицай-президиума Берлина в чине криминал-обервахмистра.[2] За служебный проступок был уволен без права на пенсию. Стал перебиваться случайными заработками, — он замолчал.

— И что было дальше?

— Я всегда любил живопись, — продолжил Кур. — Хотел стать художником. Но средств на обучение живописи не было, поэтому пришлось стать простым маляром. Красил крыши. Потом друзья из полиции подсказали, что у вас, в посольстве, можно получить работу.

— Кем же, маляром? — улыбнулся Гольденштейн.

— Нет, зачем, думаю, вам лучше использовать мой опыт полицейского, — Кур замолчал и, прищурясь, выжидательно смотрел на резидента.

— А вы могли бы возобновить контакты с вашими прежними сослуживцами? — подключился к беседе Павел.

— Думаю, что мог бы. Они охотно со мной болтают, главное только умело направить разговор в нужное русло.

— Ну, хорошо! — Гольденштейн на минуту задумался, видимо, размышляя над решением, потом сказал: — Сейчас я не могу вам ничего обещать. Нам нужно подумать, посоветоваться. Сделаем так: через неделю он, — резидент кивнул головой на Павла, — позвонит вам и укажет место, где вы сможете встретиться и все обговорить. А пока — до свидания, всего доброго и… спасибо за предложение! — он встал и крепко пожал немцу руку.

Кур явно не ожидал такого окончания разговора. Он растерянно посмотрел вокруг себя, видимо не решаясь расстаться с людьми, от которых ожидал большего.

— Павел Иванович! Проводи гостя! — предложил Гольденштейн.

Павел взял плащ немца и жестом руки показал ему в сторону двери. Кур молча надел плащ и вышел.

Когда Павел вернулся, Гольдештейн, потирая маленькие пухловатые руки, расхаживал по кабинету.

— Ты извини, у вас перекусить чего-нибудь не найдется? — спросил он.

Корнель быстро достал приготовленные Васильевым для немца бутерброды, налил в стакан чаю. Пока резидент ел, он, присев сбоку, стал рассказывать о том, что им было проделано за последнее время, а потом остановился на визите Кура. Гольденштейн слушал, изредка задавал уточняющие вопросы, его красивое, лицо оставалось спокойным. Лишь когда речь пошла о необычном посетителе, он оживился и попросил все повторить в подробностях.

Гольденштейн — оперативный псевдоним Доктор, он же Александр — был тем самым человеком, чье мнение и чьи советы в процессе разведывательной работы, без сомнения, интересовали Корнеля, впрочем, как и других оперативников. Член РСДРП с 1900 года, Гольденштейн был одним из самых опытных и заслуженных работников Иностранного отдела ОГПУ. До перевода в Германию, он много лет проработал на Балканах и Ближнем Востоке и, в настоящее время, помимо резидентуры в Германии, руководил из Берлина работой агентурных сетей во Франции и Англии, не забывая при этом своих старых знакомых на Ближнем Востоке. Резидентура в Берлине поддерживала строго конспиративную связь с руководством Германской коммунистической партии и помогало ему материально.

Доктор обладал редкостным талантом делать правильные выводы из минимума данных. Осмысливая факты, он нередко по какой-нибудь частности приходил к весьма неожиданному умозаключению и, как правило, не ошибался. Поэтому Павел обстоятельно, до мелочей, изложил ему все, в том числе и свои сомнения относительно версии посетителя, и, закончив, приготовился внимательно слушать.

Тем временем Гольденштейн, доев бутерброд, закурил. Наконец он заговорил, как всегда тихо и неторопливо.

— Да, возможно, посетитель провокатор. Настораживает то обстоятельство, что он настаивал на встрече именно со мной.

— И вел он себя необычно, — заметил Корнель. — Как-то уж очень развязно и цинично.

— А может, сильно нервничал? Он действительно давно мог сидеть без работы и поэтому проявлял такую настойчивость, — тихо и неторопливо рассуждал Гольденштейн. — М-да, есть над чем подумать…

Излагая информацию, он, по обыкновению, все время ставил под сомнение каждый сообщаемый факт и свои предложения и требовал такого же критического отношения от тех, кто его слушал. Он не любил бездумного поддакивания, его правилом было: подчиненные должны откровенно и независимо высказывать свои соображения, спорить и противоречить. За два года совместной работы Корнель отлично усвоил эту манеру обсуждения и ценил ее эффективность.

— Этим делом, Павел Иванович, придется заняться тебе, — сказал Гольденштейн. — Эрнста Кура надо проверить. Подключи друзей,[3] дай задание нашему источнику в полицай-президиуме, может быть, он сможет что-нибудь узнать. Если ничего настораживающего не добудешь, вытягивай Кура в город. Для начала попроси собрать данные на кого-либо из известных нам лиц. В качестве аванса выдай ему марок сто, не больше. Регулярно докладывай мне и Смирнову, как будут идти дела. А сейчас пойдем в резидентуру — уже вечер!

— Понятно, Ефим Соломонович! — Павел стал торопливо собирать со стола бумаги.