— Вы еще и изобретатель? — неподдельное восхищение сквозило в голосе следователя.
— Немного. Если выпустят двигатель, будет понятно, какой я изобретатель.
— А зачем вам еще один двигатель, у вас же есть один?
— Так это не себе, — пожал я плечами недовольно, — выпустят, будет людям что купить для лодки.
— А что, у нас мало лодочных моторов? — непонимающе смотрел на меня милиционер.
— Ломучих много, я хотел надежный сделать. Хотя, если кривыми руками собирать, то можно из конфетки обратно какашку сделать.
Мент заржал и, задав еще пару вопросов, а также вновь пожелав всего хорошего, попрощался. Я вернулся домой, приготовил вкусный обед и собрался в город на прогулку. Была идея, не давала покоя с первого дня в этом времени. Я рано потерял маму, мне и шестнадцати не было, а ей всего тридцать шесть было. Очень хочу увидеть ее, сейчас ей всего-то одиннадцать лет, девчонка совсем, но от этого хочется увидеть еще больше.
Сев на автобус, поехал в центр. Мои родные живут сейчас на другой стороне города, так же, как и нас здесь, его только недавно начали застраивать «хрущёвками». Посмотрим, что там и как.
Автобус шуршал, я смотрел в окно и размышлял, а ну, как не возьмут нашу рукопись, что тогда? Честно говоря, да и плевать, мало ли в чем можно проявить себя. На днях я собираюсь в поездку к ветерану, буду записывать его рассказы и начну цикл книг, очень хочется, о войне, это сейчас, в этом времени, достойное чтиво. И меньше вероятность отказа, так как побаиваются реакции со стороны ветеранов.
От остановки я шел и не узнавал район. Почти нет деревьев, еще попадаются частные дома, дороги между домов не асфальтированы, стройка сплошная. Наш дом стоял третьим от дороги; дойдя, была середина дня, я остановился чуть поодаль и стал просто смотреть. На окна, на двор. Зайти я не смогу, как это будет выглядеть? А вот просто посмотреть со стороны…
— Ларис, гулять пойдешь? Мальчишки в Кустовский звали.
Оп-па! Две девочки. Одна стройная, с красивыми черными кудряшками на голове, вынырнула из-за ближайшего угла дома, с ранцем за спиной и шла к подъезду. К моему подъезду. А вторая, худая, с острыми чертами лица, стояла на балконе второго этажа. Так ведь это тетя Люда! А с кудряшками…
— Люськ, нам задали много, да мне еще на волейбол идти, забыла?
Голос… мамы… Блин, да, он еще детский, совсем не такой, но все же у девочек голос меньше ломается, чем у парней. Что-то внутри меня сжалось в комок и захотелось подбежать и обнять, прижаться. Хотя какое там прижаться, она ж ребенок еще.
Мама шла спокойным шагом к подъезду, вероятно, думала о чем-то хорошем, улыбка озаряла ее красивое детское лицо. Не чуя ног, я медленно опустился на траву рядом с палисадником, разбитым возле дома. Слезы текли по моим щекам, ничего с собой не мог поделать.
— Вам плохо? — вдруг раздался над ухом голос.
Господи, зачем я так близко подошел?!
— Нет, все в порядке, спасибо, — ответил я, поднимая глаза. Рядом стояла и смотрела мне прямо в глаза — Лариса. А ведь она смотрит сейчас в свои глаза. Мне всегда в детстве говорили, что у меня мамины глаза. — Из школы?
— Ага, — кивнула девушка и подала мне платок. — Вы плакали? А говорят, что мужчины не плачут.
Эх, девочка, знала бы ты, как мы все, родные тебе мужики, муж, брат, двое сыновей будем рыдать всего через каких-то двадцать пять лет!!!
— Врут, — коротко ответил я, глядя в глаза девочки. — Всякое бывает. Тебя Ларисой зовут? — Она кивнула. — Красивое имя.
— Мне тоже нравится, хоть редкое, а то в школе одни Люськи да Гальки, — задорно засмеялась Лариса.
— Здорово, — поддержал я ее настроение.
— А почему вы плакали? Что-то болит?
Блин, она уже тогда была такой участливой ко всем, что сердце замирало. Сколько я видел в детстве, как мама помогала всем и каждому, наверное, потому и работала потом в детском саду. Правда, не всегда работала. Может, таким сочувствием и заботой она себя и растратила, что для самой себя ничего не осталось? Как ее предупредить, вот как, а? Выйдя замуж и родив первого ребенка, меня, она с моим отцом уедет в Тольятти. Там мама пойдет работать на завод, на ВАЗ, конечно. Скорее всего, зачатки ее болезни образуются именно там, так как работать она будет в цехе окраски, а в эти времена ни о какой экологии еще не слышали. Краски и растворители сейчас такая зараза, жуть берет!
— Да, сердечко прихватило.
— Вы вроде еще молодой совсем! — неподдельно удивилась мама. — У молодых сердце не болит.
— Болит, девочка, болит. Вот, погляди на меня, молодого и с больным сердцем, видишь? — она кивнула, а я продолжал: — Береги здоровье с самого детства, когда вырастешь, не ходи работать на большой завод, иначе быстро заболеешь, там опасно очень, вредно.
— А я не пойду на завод, я буду одежду шить! — Точно, она и техникум закончит на швею, будет здорово шить и вязать. — Смотрите, в какой одежке мы ходим, я лучше сошью!
— Вот, правильно. Запомни это, Лариса, никогда не забывай. Обещаешь? — я так посмотрел на нее, что девочка буквально застыла. Такое бывает, когда увидишь незнакомого человека, но внезапно осознаешь, что откуда-то его знаешь.