Наш дом стоит у моря

— Хочешь, Лёнь? — Валерка мигом набрал у себя за пазухой две полные горсти и протянул Леньке.

Ленька взял несколько зерен, попробовал на зуб и подобревшим таким голосом спросил:

— Как же это вы ухитрились пронести столько?

— Я там ход надыбал, Леня, — с готовностью объяснил Валерка. — Хочешь, завтра можем целый мешок притащить. Через канализацию. Хочешь, завтра пойдем?

Ленька оттянул Валеркину рубашку и заглянул ему за пазуху.

— Что за вопрос! Конечно, хочу. Только не завтра, а сегодня. Ну-ка пошли, субчики-голубчики, покажите мне свою канализацию! — С этими словами Ленька схватил меня за шиворот и поволок со двора.

Так мы и шли до самого маслозавода. Точно под конвоем. Валерка даже не пытался удрать — Ленька все равно догонит.

У забора, возле канализации, мы остановились.

— Здесь? — спросил Ленька. (Мы молча кивнули.) — Ну тогда полезайте, ворюги несчастные. Вы полезайте, — Ленька присел на камень, — а я вас тут подожду. И попробуйте только удрать через проходную!..

Оставшиеся у нас бубочки мы с Валеркой молча высыпали на том месте, где взяли. «Честное слово, от этого в куче ничуть не прибавилось», — вздохнул я про себя и хотел было оставить в кармане хоть горсточку, но вспомнил о Леньке и передумал.

Когда мы вновь появились на свет божий, Ленька проверил наши карманы и сразу же отослал Валерку обратно: Валерка, оказывается, «забыл» высыпать бубочки из заднего кармана. Пришлось ему снова лезть в канализацию.

СТРАННАЯ ДЕВОЧКА

Три вечера подряд мама делала большую красивую куклу. Нарядное платье ей сшила. И даже косички заплела. А вчера утром перед уходом на работу дала эту куклу мне:

— Сынок, поиграй, пожалуйста, с Ирмой.

Я недовольно нахмурился. Охота была мне с девчонкой возиться. Тем более, что ребята наши за шелковицей собирались идти.

— Понимаешь, сынок… — сказала мама. — Мы все: ты, я, Леня, Гарий Аронович, — все мы должны как-то помочь этой девочке.

— Почему?

— Понимаешь, сына, я не могу сейчас тебе рассказать о том, что произошло с этой маленькой девочкой. Пройдет время, ты станешь большим и все узнаешь. А пока что я очень прошу тебя, поиграй с этой девочкой.

Ну разве мог я отказать маме?

Дверь мне открыл Гарий Аронович:

— A-а, молодой человек! Входите, входите…

Неловко обхватив руками куклу, я протиснулся в дверь.

— О, какая у вас кукла! Кому же это? — засуетился Гарий Аронович и вдруг, вытянув шею в направлении другой комнаты, крикнул петушиным голосом: — Ирмочка, а у нас гости! Ирмочка!..

Но из комнаты никто не отозвался. Тогда Гарий Аронович подмигнул мне, прижал к губам палец: тихо, мол, — взял меня за локоть и повел. Прежде чем войти туда, в другую комнату, он остановился, крикнул негромко: «Ку-ку!» — и только потом заглянул.

Мы вошли. Ирма стояла посреди комнаты и, видно, ждала нас. Вот чудачка, почему же она не отозвалась?

— Познакомься, Ирмочка, — сказал Гарий Аронович. — Этот мальчик — наш сосед, Шурик.

Девочка посмотрела на меня и ничего не сказала. Даже руки не протянула. Но я не обиделся. Я сказал:

— Давай играть? Я принес тебе куклу. Это мама сделала. На, возьми.

Куклу она взяла, продолжая смотреть на меня все так же исподлобья, настороженно.

— Ну, не буду вам мешать, дети, играйте, играйте, — сказал Гарий Аронович и вышел.

А я недолго думая сразу же приступил к делу: сдвинул вместе три стула и предложил Ирме:

— Давай в войну! Вот это будет наш корабль. Садись сюда. И куклу бери, не бойся. Садись.

Ирма подумала немного, потом посадила на один стул куклу, села на другой сама — на краешек, — и мы «поплыли».

Да, странная это была девочка: я строчил из пулемета по «юнкерсам» и сбивал их, как орешки; я топил глубинными бомбами фашистские подводные лодки, и они тонули, как консервные банки, — а Ирма все время молчала и не проронила ни словечка. Потом мы повстречали немецкую эскадру, и был жаркий бой. Один крейсер я все-таки утопил, но сам получил большую пробоину в правом борту, и мой корабль начал крениться, тонуть. Тогда я приказал:

— Шлюпки на воду! — и подставил Ирме скамеечку: — Прыгай! Бери куклу и прыгай, слышишь?!

Но Ирма сидела как вкопанная и только таращила на меня свои большие черные глаза.

— Ты что, не хочешь играть? — спросил я.

— Хочу, — тихо прошептала она.

— Так почему же ты не прыгаешь? Судно ведь тонет.

Ирма опять промолчала, и я не понимал этого глупого упрямства. Мне все же было обидно. Я даже вспотел, сражаясь, а она не хочет прыгать. Неужели это так трудно?

И все-таки я опять не обиделся на эту странную девочку: я же обещал маме. И я сказал:

— Может, будем в другую игру? Или вот что. Хочешь, я расскажу тебе про своего батю.

— Хочу.

— Ну, тогда слушай. А куклу можешь взять на руки. Так ей будет удобнее.