Наш друг - грампластинка

Известный украинский фольклорист Ю. Сливинский первым высказал предположение, что это голос Леси Украинки. В подтверждение он ссылался на слова самой поэтессы, которая в письме к Ф. Колессе от 4 декабря 1908 года писала: "Проба на № 10 неналежить Гончаренковi i не мае значення, то пробувано якiсть валка". И далее в том же письме: "…я се як спробувала кiлька днiв попоморочитись iз тим фонографом, то бачу, що ся машина — чиста погибель для нервiв, такий вона мае прикрий тембр i такi незноснi ïï капризи!"

Совершенно ясно, что Леся Украинка сама выполняла записи и пробовала качество фоновалика перед тем, как записать выступление Г. Гончаренко. А в более позднем письме к Ф. Колессе (от 5 марта 1913 года), рассказывая о приезде Г. Гончаренко в 1908 году в Ялту и о том, как терпеливо он перенес все сложности записи, она сообщала: "До етнографiв вiдноситься з повагою i без упередження, як до людей, що роблять якесь потршбне i серйозне дiло. Мене дивувало, як вiн, терпляче i принатурюючись до незносних часом капризiв нашого фонографа, готовий був годинами спiвати, по кiлька раз проказувати слова, стараючись при тому виразною повiльною рецитацiею улегшити менi роботу записувача".

Можно представить себе волнение Ю. Сливинского, когда он впервые осознал, что слышит живой голос Леси Украинки!

"…Те пятьдесят секунд, в течение которых звучит сейчас с грампластинки голос великой украинской поэтессы, реставраторы буквально выстрадали, по "крупинкам" восстанавливая слова, возвращая им чистоту и громкость", — писала 18 марта 1972 года газета "Советская культура".

По результатам этой реставрации в 1971 году была выпущена долгоиграющая пластинка-гигант № 029429-30 "Леся Украинка с думой и песней народа", на которой даны записи дум, песен и мелодий в исполнении кобзарей Гната Гончаренко, Степана Пасюги, Ивана Кучеренко, Явдохи Пилипенко — все лучшее, что было записано самой поэтессой или по ее инициативе. Здесь же восстановлено звучание ее голоса.

В то время, когда была выпущена эта пластинка, качество реставрации звука по своему уровню казалось верхом совершенства. Однако сейчас разработаны новые, гораздо более эффективные методы реставрации старых фонограмм (например, метод "глубокого шумопонижения" киевского инженера А. С. Богатырева), поэтому следовало бы вновь вернуться к вопросу реставрации бесценных для нашей культуры фонограмм. Они зазвучат намного лучше — чище, выразительнее, объемнее, чем это позволяла сделать техника 70-х годов.

Одно ли лицо "Макс" и Максаков?

На ранних акустических пластинках общества "Граммофон" встречаются записи, напетые в начале века певцами с фамилиями Макс и Максаков. Многие коллекционеры и исследователи убеждены, что все эти записи принадлежат одному и тому же певцу — Максу Карловичу Максакову, который будто бы подписывал некоторые свои пластинки псевдонимом Макс (г-н Макс).

Согласно одной версии, делалось это по престижным соображениям: записи серьезного репертуара (опера) он подписывал своим именем — М. К. Максаков, а камерные произведения, народные песни и цыганские романсы — псевдонимом г-н Макс. По другой версии — лишь в начале своей артистической карьеры певец использовал псевдоним, затем стал делать записи под своей настоящей фамилией.

Отождествлению Макса и Максакова в большой степени способствовали воспоминания известного оперного режиссера Н. Н. Боголюбова, который в своей книге "Шестьдесят лет в оперном театре" (1967 г.), рассказывая о работе в Ростове-на-Дону, писал: "Когда Максаков приехал… удивлению моему не было границ: в блестящем баритоне я узнал "Макса", участника вокального квартета, подвизавшегося на Нижегородской ярмарке".

Казалось бы, все ясно: "г-н Макс" и М. К. Максаков — одно и то же лицо, ведь даже в Русском каталоге "Голос хозяина" из серии "Голоса прошлого", изданном в 1977 году в Великобритании, все пластинки, напетые Максом приписаны М. К. Максакову. И все же…