"А-а-а!" — кричит Марийка. Мне тоже больно. Я тоже кричу. Нет, я не кричу, я только хочу крикнуть, но никак не могу. И сдвинуться с места никак не могу. Даже пошевелить ничем не могу. Я только смотрю, как волки едят Марийку. Один волк схватил ее зубами за лицо. А-а-а, мне больно! Я дергаюсь, чтобы вырвать мое лицо, но вижу только желтые зубы и красный язык. Я закрываю глаза, чтобы ничего не видеть. А волки всё рычат, дерутся и что-то грызут. Они грызут Марийкины кости! Я не могу слышать, как грызут кости! Я затыкаю уши, но все равно все слышу. Я чувствую, как острые зубы скребут по моим костям. А по сторонам дороги все бегут, мягко и тихо, другие волки, и медленно сверкает снег из-под их лап, а здесь волки всё рычат и дерутся, рычат и дерутся…
Куда это все пропало? Теперь просто темно. И совсем тихо. Рядом со мной кто-то дышит. Может, волки убежали и это Марийка рядом дышит?
— Марийка! — зову я.
Нет, это не я зову. Я только хочу позвать, а зовет кто-то другой вместо меня, потому что голос не мой.
— Фрицик, ты проснулся? — слышу я Арно.
— А где Марийка? — спрашиваю я.
— Бабушка, бабушка, — тихо зовет Арно. — Фрицик проснулся.
— Что? Очнулся? — слышу я голос бабушки дедушки Семеныча. — Ох, слава тебе, господи! Сейчас, я только свет зажгу.
Скрипит кровать. Значит, я дома? Но откуда у нас кровать? Ведь уже давно-давно, еще когда Фридрих Карлович умер, мама отнесла кровать обратно к дедушке Семенычу.
Становится светло. Я лежу на печке. Но это не наша печка — стенка с другой стороны. Рядом сидит Арно.
— Арно, а где Марийка? — спрашиваю я.
— Ты хочешь есть? — говорит Арно.
Я не хочу есть. Я хочу пить.
— Сейчас, сейчас, деточка, я тебе молочка дам, — говорит бабушка.
Она подает мне кружку. Я хочу взять кружку, но не могу сесть. И кружку держать не могу. Арно берет кружку, поддерживает меня и поит.
Я не напился, я хочу еще пить.
— Нельзя, деточка, — говорит бабушка. — Ты три дня в рот ничего не брал, желудочек, поди, весь ссохся. Потерпи чуток, потом еще дам…
— Что, Федька, живой? — появляется из горницы дедушка Семеныч. Он в одних подштанниках, борода его сдвинулась набок.
— Живой, слава тебе господи, — говорит бабушка.
— Ну и молодец, — радуется дедушка Семеныч. — Давай поправляйся, я тебе лыжи сделаю, в лес с тобой пойдем.
Я давно хотел лыжи и в лес с дедушкой Семенычем сходить хотел. А теперь я не хочу идти в лес. И лыжи не хочу. Я ничего сейчас не хочу.
4. Арно
Арно собирается уехать. Он хочет разыскать нашего дедушку с бабушкой, которые мамины дедушка с бабушкой. Они попали куда-то в другую деревню, говорила мама, потому что в нашем поезде им места не хватило. Еще мама говорила, что это очень далеко. Это там, где живут казахи.
Арно никому не говорит, что он хочет уехать. Потому что немцам уезжать не разрешается. Если Арно поймают, ему будет плохо. Он сам так сказал.
Арно только не знает, что делать со мной. Сначала он хочет попросить бабушку Луизу взять меня к себе, пока меня в детский дом устроят. Но я не хочу к бабушке Луизе. Я хочу к дедушке Семенычу.
— Ладно, — говорит Арно. — Только не плакать, когда буду уходить. Договорились?
— Договорились, — обещаю я.
Мы идем к дедушке Семенычу.
— Дедушка Семеныч, — говорю я, — возьми меня к себе.
— А что такое? — спрашивает дедушка у Арно. Арно рассказывает ему, что хочет найти нашего дедушку с бабушкой.
— Куда ж ты, сынок, в такие холода? — говорит дедушки Семеныча бабушка. — Подождал бы хоть до лета.
Дедушка Семеныч ничего не говорит. Он долго думает и качает головой.
— Дедушка Семеныч, — говорю я, — возьми меня. Я буду тебе помогать. Я тебе носки свяжу. И бабушке свяжу. И по-немецки говорить научу.
Дедушка берет меня к себе на колени. Я глажу его бороду.
— Ну ладно, Федька, — наконец говорит он. — Так и быть, живи.
Я рад. Я крепко-крепко обнимаю дедушку Семеныча.
Бабушка сварила в чугунке картошки. Она укладывает ее в мешочек. Потом заворачивает в тряпочку соль и тоже кладет в мешочек. Это Арно на дорогу. Бабушка уложила уже всё, но мешочек наполовину пустой. Она задумывается. Потом лезет на печку, нагребает большой ковшик семечек и высыпает в мешочек. Теперь он почти полный. Она завязывает его, садится на скамейку и подолом вытирает слезы.
— Господи, за что ж ты их так… — вздыхает она, потом поворачивается к иконе и быстро-быстро крестится.
Арно уже одетый. Он привязывает к концам мешочка веревочку, закидывает мешочек за спину и вдевает руки в лямки.
— Готово, — говорит он. — Спасибо, дедушка, — он подает руку дедушке Семенычу. — Спасибо, бабушка, — он целует бабушку в щеку. — До свиданья. Я скоро приеду за Фрициком.
Арно поворачивается ко мне.
— До свиданья, Фрицик, — говорит он. — Слушайся бабушку и дедушку.
Я забываю про все, о чем мы договаривались с Арно. Я спрыгиваю с дедушкиных колен и бегу к Арно. Я обхватываю его за шею и громко плачу.
— Не уходи, Арно, — говорю я. — Братик, не уходи. У меня ведь больше никого нет.
Арно крепко обнимает меня. Он тоже плачет.
— Я приду скоро, Фрицик, — говорит он. — Я только дедушку с бабушкой разыщу, а потом вернусь за тобой.