– Там ерунда. Я лучше к тебе. Тем более ты одна. Нет ни детей, ни мужа. Проведем время вместе.
– Я очень буду тебе рада. Как и они, – Аня указала на кошаков, которые, навострив свои большие уши, вглядывались в экран. – Напиши номер рейса, я встречу.
– Доберусь на такси. У тебя другая задача: смотреть базу и не выходить из дома.
– Даже если Андрей Геннадьевич реально существующий человек?
Отец поднял указательный палец вверх, и это означало: «именно так».
– Как интересно, – Аня хохотнула. – Муж мой, значит, помешанный на контроле тиран, а ты не такой?
– Дочура, ты пойми, если Петр узнает, что я не защитил тебя от опасности, пусть и мнимой, то в углу на горохе мы будем стоять вместе.
– Ладно, я буду ждать тебя дома.
– Вот и молодец. До встречи.
– Пока.
Аня помахала отцу, и он отключился. Кошаки тут же взвыли.
– Скоро приедет ваш лучший друг, – сказала им Аня. – Потерпите.
Но Юнона и Авось ее не поняли. Спрыгнув с рук хозяйки, убежали в спальню, где обитал Сергей, когда приезжал, грустить.
Ева
Они шли по Арбату в направлении Евиного дома. Евгений с большим интересом рассматривал отреставрированные здания и постоянно задавал вопросы. Ему было любопытно, кто построил тот или иной особняк, кому дом принадлежал до революции и кто из знаменитостей живет в нем теперь. Гидом Ева оказалась вполне сносным, поэтому парижский гость получал ответы как минимум через раз.
– Вы так хорошо знаете историю своего города, Ева, – восхитился Евгений.
– Не всего, а только малой его части. Я росла на Арбате и бегала по дворам и переулкам еще девочкой. – О том, что это было еще во времена СССР, она умолчала. Зачем напоминать о своем возрасте?
– Особняк, в котором вы живете, до революции принадлежал Шаховским или Анненковым?
– Ни тем, ни другим, – рассмеялась Ева. – Это был доходный дом. Квартиры в нем сдавались.
– А вы бывали в… э… как это по-русски? В семейных гнездах своих предков?
– Нет. Усадьбу Анненковых разорили и разграбили в революцию. Дом и службы сожгли. Остались только фундаменты. Те же дома, в которых обитали мои прапрапрадеды и бабки по линии Шаховских, я гнездами не считаю. По большей части это были казенные квартиры и особняки. Дело в том, что представители моего рода служили на благо отечеству, и князья Шаховские, как правило, становились либо крупными политическими деятелями, либо дипломатами, либо военачальниками.
– Про Анненковых вы забываете. Незаслуженно, хочу вам сказать. Достойнейший род, пусть и не такой древний, как Шаховские, что от самого Рюрика ведут родословную.
– Не буду спорить. Среди наших с вами общих предков были и генералы, и общественные деятели, и юристы. Но больше славистов, поэтов, ботаников. Ветвь Анненковых послабее будет.
– По мужской линии, возможно. Но не по женской. Это княжны Шаховские благодаря фамильному бриллианту, носящему имя «Слава», удачно выходили замуж, рожали прекрасных детей, жили долго и счастливо, а Анненковы блистали без помощи древних амулетов.
Ева остановилась и заинтересованно посмотрела на Евгения. Откуда он узнал о «Славе»?
– Я ознакомился с книгой брата вашей бабушки, Сергея Отрадова, – ответил на ее немой вопрос молодой князь. – Он посвятил бриллианту несколько глав.
– Насколько я знаю, это была ограниченная серия.
– Да, всего три тысячи экземпляров.
– Когда она появилась в продаже, вы еще в школе учились, – сочла нужным заметить Ева, которой Евгений по-прежнему казался юным и неопытным.
– Мне двадцать восемь, Ева, – напомнил Евгений. – Я на тот момент уже заканчивал колледж. И, наткнувшись в Интернете на документальный труд, посвященный семействам Шаховских-Анненковых, заказал его.
Ева не могла поручиться за остальных, но предполагала, что все, кто имел отношение к истории «Славы», не желали ее вспоминать.