Наш грешный мир

– Я не люблю новодел. Пусть и дорогой, брендовый. Меня осыпали изделиями от «Картье» и «Шопард», но я мало что себе оставляла. Обычно относила подарки обратно в магазин, чтобы вернуть деньги. Антиквариат – вот это мое. Я годами собирала коллекцию, которой можно было бы гордиться. Естественно, она не идет ни в какое сравнение с той, что владела наша прапрабабка Ксения Шаховская, и все же…

– Пока я не понимаю, в чем проблема. – Аня подошла к холодильнику, достала хрустальный кувшин с ледяной водой и налила себе стакан. Стоя у плиты, она вспотела еще больше и казалась самой себе жалкой, как мокрая курица.

– Все украшения, что я приобретала, были массивными, яркими, необычными… Кричащими! Как это колье с розами. Я ничего из своей коллекции не могу носить сейчас.

– А диадему будешь? – поразилась Аня.

– Да. На торжественные мероприятия в Дворянском собрании. Вчера, к примеру, я присутствовала на одном таком. И вынуждена была украсить прическу массивным гребнем, потому что у меня нет диадемы.

– У меня тоже.

– Как? – Лицо Евы вытянулось. – Но она же была…

– Мы продали ее. – Аня солгала так легко, что даже гордость за себя испытала. Всегда думала, что не умеет обманывать и не научится никогда. А оно вон как вышло! – Вещь бесполезная для нас. Никто из семьи Моисеевых не является членом Дворянского собрания.

– Но у вас растет дочь… И когда-то она станет дебютанткой и пойдет на бал. Эта традиция возобновлена. Не только аристократы выводят своих юных дочерей в свет, но и обычные богачи, звезды шоу-бизнеса, политики.

– Не думаю, что папа поведет Элеонору на такое мероприятие. Но даже если такое и случится, не дело девочке носить на голове целое состояние. К тому же диадема тяжеленная, в ней точно невозможно вальсировать.

– И кому вы ее продали?

– Петр этим занимался. Я не знаю.

– Это же твое наследство! Неужели тебе все равно, кто им завладеет?

– Если честно, то да. Но я сейчас припоминаю, что диадему купил какой-то богатый китаец.

– Как же так? – вскричала Ева нервно. – Это же историческая ценность! Раритет.

– Разве? – невинно поинтересовалась Аня. – Ты что-то знаешь о диадеме, чего не знаю я?

– Нет, – поспешила развеять ее подозрения Ева. – Но она же старинная. Разве можно такие вещи продавать иностранцам?

– Раз сделка состоялась, значит, да. Петр все делал по закону.

– Деньги ты хотя бы получила за диадему? Или твой муж потратил их по своему усмотрению?

– Он положил их на наш общий счет.

– И сколько?

– Достаточно. Мы откладываем на образование детей. Вырученной суммы хватит на то, чтобы выучить обоих. А еще проценты набегут… В общем, диадема принесла пользу после того, как ее продали. А так лежала бы в сейфе или банковской ячейке, сжирала бы деньги за страховку, как твое прекрасное колье.

Ева очень расстроилась, это было видно по ее лицу. Княжна Шаховская изо всех сил старалась не показать своих чувств, но у нее не вышло. Уголки губ чуть опустились, щечки напряглись. Впервые Аня подумала о том, что уколы красоты не такое уж большое зло. Если б Ева делала инъекции, то ей проще было бы скрывать эмоции. Раньше могла держать лицо, теперь нет. А таким стервам, как она, без маски не прожить. Значит, нужно либо обращаться к косметологам, либо добреть…

– Что ж, спасибо за чай, – проговорила Ева, отодвинув чашку. – Мужу привет.

– Передам.

Гостья сгребла колье и сунула его в сумку. Затем сползла со стула и направилась к выходу.

– Ты знаешь, что Суханского убили? – поинтересовалась Аня, двинувшись следом, чтобы проводить Еву до двери.

– Кто это? – рассеянно спросила она.

– Человек, застреливший твоего брата.

Ева замерла, затем резко обернулась:

– Он же в дурке. Кто-то из психов его?..

– Нет, Марка выпустили еще в прошлом году.

– Не знала. А ты откуда?..

– Головин звонил утром. Или ты и его не помнишь?

– Хотела бы забыть. Но Бармалей меня чуть за решетку не упек. И в «обезьяннике» продержал день. С проститутками и бомжихами. – Она передернулась, вспомнив об этом. – А Марка… Суханского ведь так звали? – Аня кивнула. – Его кто грохнул?

– Расследование только началось.

Они вышли в холл. Кошки сидели у двери. Аня думала, ждут своего любимого человека, ан нет…

Юнона и Авось терзали туфли Евы.

Увидев это, она закричала, замахала на них сумкой. Кошаки брызнули в разные стороны. Юнона унеслась в кухню, Авось в детскую. Если бы дома был Данилка, они помчались бы туда, где находился он, и спрятались бы за его большим и лохматым телом. Хитрые кошаки позволяли ему себя защищать. Пес не проявлял агрессии ни к хозяевам, ни к гостям, но с таким укором смотрел на тех, кто желал наказать наглецов, что им все прощалось.

– Вот твари, – выругалась Ева, склонившись над туфлями. Шикарные «Лабутены» были изгрызены и измусолены. – Испортили мне новые туфли.

– Мне так жаль, – выдохнула Аня. – Я возмещу ремонт. Пришли чек мне, я оплачу.

Ева взяла туфлю кончиками пальцев и приподняла:

– Да они же в них еще и нассали!

– Тогда куплю тебе новые. Какой размер?

– Тридцать девятый.

– Я пришлю тебе их с курьером.