Наш князь и хан

Или 23 февраля 1918 года немецкая пехота обстреляла сводный красный отряд под Нарвой, отряд бежал быстро и очень далеко, командира Павла Дыбенко долго ловили за дезертирство. Тем не менее этот день стал праздноваться как День Красной (Советской, Российской) Армии, в который она родилась: типа наши победили…

Подобным примерам нет конца, и отнюдь не только в нашей истории.

…А когда в истории до-ивано-грозненской Руси грозила всем общая опасность со стороны внешнего врага, и объединенным мужеством эту опасность ликвидировали? Варяги? Они заложили государство. Батый? Делал что хотел. И, опять же, заложил следующий этаж нашего государства. Москву от Едигея отстояли? Так это только Москва и москвичи.

А вот Дмитрий Донской против Мамая – оно самое то! Из разных княжеств. Пришли и победили. В единстве сила. Литва испугалась выступить против нас. Что? Нет, Литва – это не русские, это неизвестно кто; а русских мы присоединим к себе, конечно.

То есть. В государствах, собранных силой. Возникает потребность в идеологии единства. И в истории подыскивается подходящее событие, должное отразить зарождение и образование этого единства. Момент общей славы и родства.

…И проходят века. И десятки поколений школьников читают это в учебниках. И живут с этим знанием всю жизнь. И оно становится расхожей истиной. И историки бездумно повторяют: там впервые русские люди из разных княжеств ощутили себя одним народом, там зародилось русское единство.

Эпилог

В 1598 году умер последний из Рюриковичей – царь Федор Иоаннович. Модель государства оставалась в сознании, разумеется, неизменной: на царство был выбран шурин Федора Борис Годунов. Он был добр и заботлив, он пытался внедрять европейские новшества. Иностранные специалисты ехали работать в Москву, русские юноши учились в Европе. Ан – не везло! Необыкновенно холодные лета не давали вызреть урожаю – разразился голод. Борис раскрыл народу государевы амбары – а все равно не любили его. Он мучился подозрениями в заговорах (небезосновательно) и умер странной смертью в 53 года.

Наступило 8 лет Смутного времени (1605–1613) – оно предоставило варианты. Царь Дмитрий Иванович возвратил из ссылок бояр, снижал и отменял налоги, ввел в Думу духовенство и назвал Сенатом. Взяточников били палками. Передвижения через границу и внутри страны стали свободными. Через год его убили и объявший Самозванцем. Не наш человек…

Боярская Дума могла стать реальным и полномочным парламентом. Царя могли ограничить законами о правах дворянства – то бишь боярства (это произошло полутора веками позже). Могли принять в цари польского королевича Владислава – он был пропитан европейскими традициями сравнительно гуманных законов и прав подданных. Но в результате: все предавали всех, каждый радел о себе, кровавые войны истерзали страну, и нового царя избрали «на платформе», так сказать, самодержавия, абсолютной монархии. Он был «мал возрастом и слаб умом», первый Романов, Михаил: бояре рассчитывали править сами, имея его за марионетку. Но Михаил прожил и умер – а самодержавие осталось! И что? И все лизали царю Алексею Михайловичу – отыгрываясь на нижестоящих. То есть, итожа: свобода и демократия не проканали ни в каких нормах XVII века, и без того склонного к абсолютизму.

Великий Петр вознамерился протащить Россию к прогрессу посредством диктатуры – иного она не поняла бы и не подчинилась. В похвальном, но жестоком усилии он надорвался и умер. Особенно его раздражало, что приближенные самодержца боятся и не умеют разговаривать с ним, как свободные голландцы или немцы: пусть трепещут, твари – но ведут себя внешне по-европейски! Вы поняли? И еще: воруют, как неродные! – никак не возьмут в толк, что Россия – это наше общее дело! М-да: а какое же общее, мин херц, если ты в любой миг любого на дыбу вздернуть можешь?..

Екатерина Великая переписывалась с Вольтером – но освободить крестьян не смела: материально обиженная «элита» мгновенно пришибла бы императрицу, как ее мужа ранее и ее сына позднее… То есть: царь стал выступать гарантом процветания знатных олигархов.

Но не любой. Внук умной немки Государь Николай Павлович показал мнящим о себе подданным, кто в доме хозяин.

О! Декабристы! Глоток свободы! Даешь конституцию, долой самодержавие! О доля горькая: «Русские вечно копируют французские нравы с опозданием на пятьдесят лет». Это была попытка обрести свободу столь неумелая, что нелепость ее переросла в безнравственность: обмануть и дать перебить своих солдат, готовиться пролить моря крови… «Повесить этих храбрых джентльменов», – махнул рукой всадник с плюмажем. Но – люди так мечтали о свободе, так ненавидели свое рабство – что героизировали восставших, поэтизировали, романтизировали и идеализировали. Писали о них стихи, позднее ставили памятники и называли улицы и площади их именами. Их счастье. Эти переворотчики устроили бы им такую козью морду – царь милее родного батюшки показался бы. А так – светлая идея осталась незамаранной грязным исполнением (оно всегда грязное…).