А дома у меня по ул. Центральной в тесном рабочем кабинете в центре села Тиличики также на стене висят сегодня две картины Кирилла Васильевича Килпалина «Пуккай – Осень» и «У ручья», одну из которых я купил осенью в 1991 году у самого великого Кирилла Килпалина, а другую, как и многие другие свои труды, он обрадованный выгодной сделкой легко подарил мне «в придачу», за реальную оценку весомым в те времена рублем его такого кропотливого творческого художественного труда….
Мысли К. В. Килпалина:
О зиме и об обычных его бытовых трудностях, о творческих планах и снова о быстро течении Времени, ведь ему его так катастрофически не хватает:
(Из писем К.В. Килпалина)
Глава 3.
Чистосердечный подарок художника и человека.
И он её эту картину подарил мне не только потому, что, а также в память о том, что хорошо меня знал как заместителя главного врача МУЗ Олюторская ЦРБ, и подарил её в память о том памятном как для меня, так и для него самого дне, когда его, быстрой моторной лодкой привезли всего истерзанного диким зверем и окровавленного из его же такой для всех нас далекой Тополевки. Где матёрая медведица, защищая такую же, как и у него, свою хрупкую жизнь, борясь с ним, опытным и расчетливым охотником промысловиком, борясь за своё существование на этой планете Земля и одновременно борясь за свое же Пространство на этой же такой тесной для них Земле и за жизнь своего такого хрупкого и невероятно любимого ею весеннего выводка, и при этом, ведь долго не раздумывая, и нисколько не сострадая ему, как бы это сделали мы сегодня, а будучи сама им же и раненная вчера вечером в сумерках, легко и быстро из кустов жухлого от тракторного следа кедрача, где сама то ночью и пряталась. в мгновение она вонзила свои длинные изогнутые когти и свои длинные, и довольно острые зубы в его такое нежное, но мускулистое, и тому же загорелое за теплое лето тело, легко его разрывая, и обжигаясь, его же такой красной кровью….
Она ведь и не хотела, она к нему на своей реке и привыкла, да и старая стала, а он ведь и летом, да и ранней весной и подкормит её и её медвежат, и стороной обойдет её выводок, а вот сейчас, когда и батарейка в слуховом аппарате у него села, когда и зрение не то, он не приметил её, не уследил за её красными капельками, которые стекая вели его к её же ночному логову, когда и сил то у неё уже не было дальше уходить от него с того рокового для неё вечера…
– А, что в моей такой еще цепкой памяти? – спрашиваю теперь я себя.
– А в моей памяти, и сегодня всплывает, как позвонили мне по телефону, как я, задыхаясь, бежал по селу прямо из кабинета Михаила Ивановича Бирюкова, тогдашнего парторга оленесовхоза «Корфский», как увидел в Хаилинской участковой больнице скальпированную голову художника слегка, припорошенную коричневой тундровой травой и мхом и его необычная для такого вот состояния едва слышимая мною его просьба:
– Уберите с плеча комара.
– И это после нескольких объемных кубиков обезболивающего – промедола?!