Читаем Наш корреспондент полностью

Серегин шел, сохраняя мрачное выражение лица и слегка сутулясь, что было бессознательным подражанием Тараненко, который сутулился, как многие люди очень высокого роста. Капитан Тараненко был хороший человек и талантливый журналист, редактор — батальонный комиссар Макаров — тоже, но они совершенно не понимали Серегина. Когда-нибудь они убедятся в этом, а пока что Серегин принял твердое решение быть замкнутым и холодным. Так он решал всякий раз, когда ему казалось, что сотрудники редакции относятся к нему недостаточно уважительно из-за его молодого возраста. Сотрудники называли его Мишей, а писатель Незамаев — младшеньким политруком. Незамаев тоже был прекрасный человек, но удивительно, как у него не хватало чуткости в этом отношении. Нет, надо быть замкнутым, холодным и даже несколько официальным, тогда будут больше считаться! До сих пор, однако, Серегину не удавалось осуществить своего решения. Холодность его через несколько часов бесследно таяла (характер у него был мягкий и общительный), замкнутость тоже не получалась: на круглом, тронутом загаром лице младшего политрука каждый мог читать, как на вывеске.

Не удалось ему остаться замкнутым и холодным и на этот раз. Еще не доходя до редакции, он заулыбался и ускорил шаг, увидев подполковника Захарова.

Напротив редакции стоял старый необитаемый дом, окруженный садам. Раскидистые яблони свешивали свои ветви с почерневшего, старого забора. Их кислыми плодами Серегин разнообразил иногда пресное меню военторга.

Два дня назад, возвращаясь из столовой, Серегин по привычке направился к ближайшей яблоне, заранее ощущая оскомину. Он издали нацелился на круглое яблоко и уже поставил ногу на перекладину забора, как вдруг увидел, что в старом доме появились жильцы. Юноша в майке, галифе и тапочках возился во дворе с велосипедом. Из окна, в темной раме похожий на икону, смотрел благообразный бородатый мужчина. А по ту сторону забора, в нескольких шагах от Серегина, стояла высокая смуглая девушка. В одной руке у нее было яблоко, другой она тянула к себе ветку.

Серегин снял негу с перекладины и несколько развязно воскликнул:

— Привет!.. Наши новые соседи?

Взгляд девушки скользнул по Серегину с оскорбительным безразличием. Насмешливо помахала отпущенная на волю ветка яблони. Девушка повернулась и, легко ступая обутыми в чувяки крепкими ногами, пошла к дому. Серегин смущенно оглянулся, принял, по возможности, беспечный вид и направился в редакцию. После этого он долго старался не смотреть в сторону старого дома. Но сейчас, увидев подполковника Захарова, который сидел на бревне у ворот этого дома и разговаривал с каким-то пареньком, Серегин обрадовался.

Представитель штаба партизанского движения — подполковник Захаров когда-то сам работал в газете и поэтому питал слабость к журналистам. Он очень охотно помогал сотрудникам редакции, иногда под величайшим секретом сообщал им новости, уже известные первому эшелону, и, несмотря на большое различие в званиях, поддерживал с корреспондентами дружеские отношения.

Широко улыбаясь, Серегин пожал руку подполковника и, повинуясь его молчаливому приглашению, сел на бревно. Подполковник продолжал разговор с пареньком. Ничего примечательного в этом парне не было, кроме разве чересчур большого количества веснушек. Облупленный и розовый, как молодая картошка, нос. Давно не стриженные волосы. Серая рубашка, выпущенная поверх штанов из экономичной «чортовой кожи», которая, несмотря на свою прочность, «все же сильно пострадала от колючек, шершавых стволов деревьев и острых камней. Босые ступни в ссадинах и царапинах. Положительно этот парень не стоил того, чтобы подполковник так долго разговаривал с ним, в то «время как корреспондент армейской газеты жаждал услышать последние новости.

— Значит, ты, «Седого» видел? — спросил подполковник.

— Ага! — ответил паренек, опустив голову и стараясь захватить пальцами правой ноги плоский камешек.

— Когда через линию шел — боялся?

— А чего бояться?

— Ну, признайся, что боялся?

— Уж вы скажете!

— Да я просто так спросил, — примирительно сказал подполковник, почему-то подмигивая Серегину. — Бывает, что в первый раз страшно. Ну, можешь быть свободным. Иди гуляй.

Паренек отошел неторопливо, но, войдя в ворота двора, побежал к яблоне. Серегину показалось, что подполковник посмотрел ему вслед взглядом любящего отца, который гордится способностями своего сына и прощает ему мелкие шалости.

— Каков орел, а?! — сказал подполковник, поворачиваясь к Серегину.

Младший политрук дипломатично промолчал.

— Этот паренек пришел ночью из вражеского тыла, — пояснил подполковник.

Значение сказанного дошло до Серегина не сразу.

— Ночью? — пробормотал Серегин. — Сегодня?

— Очень боевой парень! — сказал подполковник, будто не расслышав вопроса.

Наконец Серегина озарило:.

— Товарищ подполковник, это — разведчики?

— Возможно, — ответил Захаров, хитро прищурившись.

Перейти на страницу:

Все книги серии Роман-газета

Мадонна с пайковым хлебом
Мадонна с пайковым хлебом

Автобиографический роман писательницы, чья юность выпала на тяжёлые РіРѕРґС‹ Великой Отечественной РІРѕР№РЅС‹. Книга написана замечательным СЂСѓСЃСЃРєРёРј языком, очень искренне и честно.Р' 1941 19-летняя Нина, студентка Бауманки, простившись со СЃРІРѕРёРј мужем, ушедшим на РІРѕР№ну, по совету отца-боевого генерала- отправляется в эвакуацию в Ташкент, к мачехе и брату. Будучи на последних сроках беременности, Нина попадает в самую гущу людской беды; человеческий поток, поднятый РІРѕР№РЅРѕР№, увлекает её РІСЃС' дальше и дальше. Девушке предстоит узнать очень многое, ранее скрытое РѕС' неё СЃРїРѕРєРѕР№РЅРѕР№ и благополучной довоенной жизнью: о том, как РїРѕ-разному живут люди в стране; и насколько отличаются РёС… жизненные ценности и установки. Р

Мария Васильевна Глушко , Мария Глушко

Современные любовные романы / Современная русская и зарубежная проза / Романы

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза