Наш лисенок

И, схватив с земли какую-то палку, бросился со всех ног к выгону, откуда доносилось громкое кудахтанье. Женщина бежала за ним, крича:

— Смотри, вот она где! И кура у нее в зубах! Дай! Дай ей как следует! Бей!..

И мужчина ударил. Похоже было, что подоспел он вовремя.

Лесник К и реп с сыном Атсом спокойно смотрели на всю эту возню, стоя в нескольких десятках шагов на тропинке, вьющейся среди полей. Они ясно слышали, как мужчина сказал:

— Готова!

Но еще яснее донесся до них его удивленный возглас:

— Что за чудеса?! У лисы ошейник, да еще с цепью!

Этого было достаточно. Отец и сын со всех ног кинулись к месту происшествия.

— Я сразу подумал, что это наша Мосса! — тяжело дыша, кричал Атс, стараясь не отставать от отца, и его нижняя губка горестно изогнулась подковкой.

По было уже поздно, теперь и молодой хозяин хутора, стоявший над мертвым зверем с ольховой дубинкой в руках, понял, что убил ручную лису лесника Кирепа. Когда лесник подошел к нему, он сказал:

— Глядите-ка, что я натворил! Честное слово, я не видел ни ошейника, ни цепочки, пока не стукнул ее. Глядел только на эту породистую курицу, которую принес с мызы, ничего, кроме нее, не замечал. А тут еще молодуха кричит: «Дай ей! Дай!» — ну, вот я и дал.

— Попал ты, парень, точно — с одного удара насмерть, — проговорил лесник.

— Что правда, то правда, — согласился хозяин хутора, — она ничего и почувствовать не успела. Лучшей смерти я и себе не пожелаю.

Пока мужчины беседовали, стоя по обе стороны забора, Атс перелез через него и присел на корточки возле лисы; из носа у нее сочилось что-то красное. Увидев это, Атс уже не мог сдержать слезы.

— Папа! Слышишь, папа! У Моссы из носа идет кровь! — кричал он.

Теперь глаза всех обратились к струйке крови, сочившейся из носа лисы, как будто важнее не было ничего на свете. Но всяком случае, так казалось Атсу. И струйка эта осталась у него в памяти на долгие годы, почти на всю жизнь.

Позднее он видел немало крови, но ничто сильнее не врезалось ему так глубоко в сердце, как эти две тоненькие струйки, сочившиеся из носа лисенка. Глядя на них, он плакал так горько, что молодая хозяйка сама едва не заплакала. Она перелезла через забор и всячески старалась утешить его. Но старания ее ни к чему не приводили, напротив, они подливали масла в огонь. Наконец, отцу пришла в голову хорошая мысль, и он сказал:

— Знаешь, Атс, что мы сделаем? Снимем с Моссы шкуру и сделаем из нее чучело, помнишь, как сделали из ястреба. Как думаешь?

Его слова заинтересовали Атса.

— И знаешь, куда мы его поставим? — продолжал отец.

— На шкаф рядом с ястребом, — ответил Атс, утирая слезы.

— Правильно, на шкаф, рядом с ястребом, так, чтобы они оба всегда были у нас перед глазами, — подтвердил отец.

И они принялись сдирать с Моссы шкуру, а потом набили ее соломой, так что, когда вечером они возвращались домой, чучело Моссы было уже у отца под мышкой. Атс тоже хотел нести его, но не смог, пришлось вернуть чучело отцу.

Когда они подходили к дому, Атс побежал во всю прыть: он хотел первым сообщить новость маме. Увидев маму во дворе, он уже издали закричал ей:

— Мы набили Моссу соломой, мы набили Моссу соломой!

Мама ничего не понимала. И Атсу пришлось объяснить ей, что произошло. Но он ничего не мог рассказать. В голову приходили только слова:

— У Моссы из носу пошла кровь…

Нижняя губа мальчика опять скривилась и, спрятав голову маме в подол, он горько заплакал. Только теперь стала догадываться она о том, что случилось.

Мама сняла с головы Атса шапку, пригладила его взъерошенные волосы и стала утешать:

— Не горюй, папа принесет тебе новую лису.

Но Атс заплакал еще безутешнее.

* * *

Прошли годы, много лет. Атс вырос, стал взрослым. Он повидал много лис, но не было среди них ни одной такой, как его Мосса. И с годами казалась она ему все удивительнее.

Чучело Моссы истлело, и его выбросили, но живая Мосса продолжала жить в воспоминаниях Атса. Он и в старости называл Моссу «нашим лисенком» и рассказывал о ней тем, кто никогда не видал ее.