Наш маленький грязный секрет

– А где же хозяин? Не живет здесь, что ли? – Я недовольно глянула на старушку. – Что же вы вводите в заблуждение?

– Теперь не живет. А раньше как раз здесь и обитал, – флегматично пояснила соседка.

– Да где же он теперь? – Я уже теряла терпение.

– Как «где»? В морге. – Бабулька посмотрела на меня с легким удивлением. – А может, уже где похоронили за казенный счет. А разве ж ты, милая, не насчет комнаты из домоуправления пришла?

Я в оцепенении уставилась на божий одуванчик. Как это – в морге? Почему в морге? Выпивал, конечно, но ведь еще несколько дней назад был бодр и энергичен. Может, у бабульки старческий маразм, заговаривается, не помнит ничего?

– Погодите, бабушка. – Я старалась говорить как можно громче и почти что по слогам. – Я у вас спрашивала насчет Фридриха Марксовича Нечаева. Он здесь проживает?

– Что ж ты так кричишь-то, иерихонская труба? Я не глухая, – обиделась бабулька. – Да, проживал здесь. А четыре дня назад взял да и помер. Комната теперь вот ничейная осталась…

Надо же, как не вовремя! Только-только я решила разузнать у него все о брате, как на тебе! И «четыре дня назад» – это как раз в тот день, когда бедный пьянчужка приходил в «Модус вивенди»… Получается, что я одна из тех, кто видел его практически перед самой смертью.

– А как это случилось? Когда? Ночью, что ли? – забросала я вопросами старушку.

– Ну ладно, чего в коридоре-то стоять, пошли в комнату, – предложила старушка и повела меня обратно.

Комната Нины Ивановны, как отрекомендовалась бабулька, оказалась светлая и чистенькая. Но ничто не могло скрыть вопиющей нищеты: слишком короткие застиранные занавески на окнах, аккуратно залатанная, почти что прозрачная скатерть, продавленный диван и засаленное на подлокотниках кресло.

– Давай чайку со мной выпей, – предложила Нина Ивановна и достала из комода еще один стакан с железным подстаканником, какие встречаются только в родимых поездах дальнего следования. Зажурчала тоненькая струйка того цвета, который в народе метко называют «мочай». Но у Нины Ивановны это была, оказывается, только заварка. Из пузатого эмалированного чайника она долила кипяток и с доброй улыбкой протянула мне стакан. Я с сомнением разглядывала бледно-желтую жидкость.

– Пей, пей, хороший чай, «со слоном», – ободрила меня бабулька и вытащила из буфета на свет божий вазочку с тремя сушками. Одну из них она принялась размачивать в своем стакане.

– Нина Ивановна, так как же умер Фридрих Марксович? – Мне не терпелось узнать подробности.

– Ну, как они все умирают, – неторопливо завела старушка, – водки поддельной выпил, с какими-то там сивушными маслами, да и все дела.

– Водки? – Я была немного разочарована. Признаться, я ожидала услышать скорее о насильственной смерти. Чего уж греха таить, мелькнула у меня мысль: а не Самозванец ли постарался замести следы? – А он один водку пил?

– Один как перст. Уж я-то знаю, кто к кому идет, всем дверь открываю. А к нему в тот день никто не приходил, это точно. – Нина Ивановна вытащила сушку из чая и попробовала ее на зуб. Сушка показалась старушке все еще слишком жесткой, поэтому была возвращена на место. – Да и Люська вряд ли позволила бы ему выпивать с кем-то, кроме нее.

– Кто-кто? – Собственное имя, да еще в таком контексте, резануло слух.

– Люська. Она по паспорту вообще-то Люсьена Витальевна, но так ее отродясь никто не звал. Тоже в нашей квартире живет, в десятиметровой комнате. Дружила она с Фридрихом с тех самых пор, как он у нас комнату обменял.

– А давно это было?

– Да лет семь назад. – Нина Ивановна наклонилась ко мне и зашептала: – У него тогда денег было – ну просто море. Уж и не знаю откуда, ведь не работал нигде. Вот Люська и стала к нему захаживать на рюмочку. Прямо не разлей вода стали, точнее говоря, не разлей водка. Ты, вообще, если хочешь чего поподробней про Фридриха-то узнать, к ней обращайся.

– А вы знаете, где она сейчас?

– Отчего ж не знать, – усмехнулась бабулька, – у себя в комнате. Спит, должно.

– Спит… – Я прикидывала, не лучше ли будет прийти завтра. – А когда она обычно просыпается?

– Да когда будят. Ты зайди к ней, не стесняйся. И вот что… – замялась бабулька. – Ты Люське бутылку водки купи, она тогда поразговорчивей будет. А так она просто запослать может, если не в настроении.

Ага, понятно: «не в настроении» – это, значит, с бодуна. Следуя инструкциям Нины Ивановны, я вышла из подъезда, обогнула дом с правой стороны и обнаружила там небольшой магазинчик.

Отдел спиртных напитков поразил меня своим ассортиментом. Никогда бы не подумала, что существует сорок сортов водки, а их здесь было как минимум столько. Какую бы выбрать для Люськи?

Интеллигентного вида мужчина с чистеньким пудельком на поводке отошел от прилавка с бутылкой «Гжелки» в руках.

– Это хорошая водка? Как на ваш вкус? – поинтересовалась я у него.

Мужчина холодно оглядел меня с ног до головы.

– Не знаю, я водку не пью. Мне для компрессов.

– Какие могут быть компрессы в такую жару? – недоуменно пожала плечами немолодая продавщица, когда покупатель с пуделем вышел из магазина. – А вам что?

Меня вдруг осенило.