Наш маленький Нью-Йорк

Пауза. Воздух густ от ее замешательства. Ай-ай-ай, она хотела отделаться от темы, хотела получить подтверждение, что ничего страшного: ну оттолкнула, ну помучается он…

— Наш поцелуй…

— Видно, у тебя такой день. Сначала один, потом другой… Праздник поцелуя какой-то. На какое число он назначен, не подскажешь? Может, и правда сегодня? — Том язвил напропалую.

— Том!

Ах. Она не любит, когда ее задевают…

— Тебе понравилось. Я это чувствовал. Не трудись отрицать — получится ложь, — жестко сказал Том.

— Да, мне понравилось! — почти с отчаянием воскликнула Эмили.

Теперь настала очередь для его замешательства.

— И это меня поразило. — Она опустила голову, он видел это даже в полутьме. — Потрясло. Я не ожидала… и испугалась.

— Почему? Тебе разве не нравится целоваться?

— Скорее нет, чем да. Но еще больше я испугалась, что наши отношения испортятся, станут сложными и запутанными…

— Они уже сложные и запутанные, Эмили. Не строй иллюзий.

— Ты о чем?

— Слушай, хватит уже! Не надо притворяться невинной и глупой, ничего не соображающей овечкой! Мы — два взрослых человека разного пола, мы живем в одном доме, в двух комнатах и одной кухне. Я наслаждаюсь этим. И я мучаюсь этим. Потому что мне уже хочется большего.

— Чего?

— У тебя голос напряжен, как будто ты заподозрила меня в каннибализме. Я не извращенец. Я обычный мужчина. Здоровый мужчина. Мне хочется… сближения. — Он встал. Не подобает вести подобные разговоры сидя на диване с ногами.

— Секса.

— Секс — это слишком простое слово. Яркое, но… Оно как раскрашенная картонка или цветастая наклейка. Пустое. Само по себе ничего не значит. Я хочу чувствовать твой запах. Прикасаться к тебе. Ощущать прикосновение кожи к коже. Целовать в губы. Целовать твои волосы, и плечи, и пальцы, и ямочку у ключицы, и еще десятки уголков твоего тела…

Том ощущал себя так, будто у него изо рта вытащили кляп, и теперь он — наконец-то! — может сказать все, что захочет. Он опустился на корточки перед Эмили. Ему кажется или она и вправду дрожит? Он взял ее руку в ладони — нет, не кажется…

— Я хочу дарить тебе цветы и видеть, как ты улыбаешься. Хочу обнимать тебя при встрече и чуть-чуть отрывать от земли. Хочу баловаться с тобой, щекотать, чтобы ты смеялась до упаду. Это ты тоже назовешь плоским, но острым словечком «секс»? А между тем — мне надо и это тоже. И ходить с тобой на каток, отмечать Рождество вдвоем, с елкой и свечами, и можно даже под одеялом… Это тоже — секс?

Теперь она смотрела на него во все глаза. И, боже, что это были за глаза! Они сияли светом звезд, сумрак не скрывал этого.

И то, что Том чувствовал при этом… Да, он был уверен — это и называется любовь. Он узнал сегодня, что ее можно ощутить, как порыв ветра, который поднимается из груди. Горячего, как ветер в пустыне, но не обжигающего. Он мог бы заплакать от счастья. Но он ведь мужчина, а мужчины не плачут. Остается лишь чувствовать это простое, пронзительное и… физическое счастье.

И Том понял, что нет преград, которые не могли бы устоять перед его волей и его чувством. Он потянулся к Эмили.

— Доверься мне. Все будет хорошо. Тебебудет хорошо.

Какие наивные слова… Эмили прикрыла глаза. У нее были мужчины, были даже те, с кем хотелось заниматься любовью — по крайней мере, до первого раза. Но никогда никому ей не хотелось отдаваться.

А теперь это желание пришло и затмило собой все: здравый смысл, прошлый опыт, принятые решения. Ей хотелось отдать ему всю себя, до последней клеточки покориться его воле.

— Том… — Имя его превратилось в полустон.

— Да? — Он, едва касаясь, провел губами линию от ее уха к ключице.

— Я тебе верю.

Не надо было этого говорить. Но слова сорвались в многозначительную, наполненнуютишину комнаты. Абсолютная капитуляция. Сладкая капитуляция.

Стон.

Тьма накрывает сознание, милосердная тьма.

Его губы — на ее губах. Руки — кольцом вокруг нее. Или на шее? Или на груди? Не важно!

Волнами бегущее по телу тепло. Тепло превращается в жар. Кажется, по венам течет уже не кровь, а расплавленный металл, лава… Разве может такая мука быть такой божественно-прекрасной… или адски-прекрасной?

Истома. Тягучее желание.

Безмыслие. Бессмысленное? Нет, ни в коем случае! Смысл — есть, и он превыше всего, что когда-либо происходило с ней!

Это сладость.

Это нежность.

Это утоленная жажда: поцелуев, объятий, ласк…

Как же сладка вода в пустыне! Как мед! Эмили казалось, что ей впервые в жизни дали вдоволь воды — а двадцать два года до этого она изнемогала от жажды…

Вот, значит, на что это похоже, когда по-настоящему! Том встал, легко, без усилий, подхватил ее на руки и, не прекращая целовать, отнес в спальню…

12

Эмили не помнила, как заснула, точнее помнила только, что заснула счастливой, до самых краев своего существа полной пережитого наслаждения.

И ей страшно не хотелось просыпаться. В общем-то она уже проснулась, но мысль о том, чтобы открыть глаза, казалась ей невыносимой.