Наш маленький секрет

— Я к тебе обращаюсь как к доктору, помощь нужна, — услышал я в трубке и у меня закралась тревога в сердце.

— Чем могу быть полезен? — спросил я с беспокойством. — Не заболел ли ты?

— Нет, дело не во мне. Тут у нас обнаружились две маленькие норки. Еще совсем маленькие, детеныши…

— Какие норки? — выразил я свое удивление.

— Ну, зверьки такие…

— Понятно, что зверьки, только мне ничего не понятно… — скаламбурил я, — Откуда они появились?

Тут мне нужно пояснить, что мой брат дядя Федор работает машинистом тепловоза на железной дороге. Он рассказал, что сегодня ранним утром, производя погрузку старых труб, рабочие заметили, что из них вывалились два маленьких комочка, которые оказались детенышами норки. Трубы привезли на грузовике из тайги на металлолом. Вернуть норок на место не было уже никакой возможности, потому что никто теперь не мог указать, с какого места они привезены. Рабочие посадили маленьких зверьков в большую мятую кастрюлю, найденную тут же на куче металлолома, и притащили в кабину дяди Федора.

— У тебя брат доктор, пусть поможет им, — сказали они.

Дело в том, что один из малышей был ранен: у него была повреждена передняя правая лапка и виднелась запекшаяся кровь на мордочке.

— Но я же человеческий доктор, — пытался я возразить своему брату.

— А что же нам с ними делать? Ведь один из этих норчонков ранен.

Упоминание о ране, о том, что кому-то нужна помощь, видимо, сделали свое дело. Не мог же я отказать больному в помощи. И я согласился. Я распорядился лишь напоить водой малышей, ибо именно обезвоживание сейчас может грозить их состоянию: неизвестно же, сколько времени они были без пищи и воды. Через час, как только закончилась смена, мы вместе с дядей Федором принесли кутят ко мне домой. Прежде всего мы выкупали их в теплой воде, смыли с них грязь, прилипшую к взъерошенной шерстке. Ушел тяжелый не то болотный, не то солярный запах.

У меня в холодильнике нашлась куриная печень, молоко. Молоко они лакать еще не умели, но очень скоро поняли, как это делается, и их розовые язычки, разбрызгивая молочные капли, заработали быстро-быстро. Потом они с жадностью налетели на измельченную куриную печенку.

— Много давать нельзя, — сказал я, — они очень голодные и могут заболеть от переедания.

Когда я попытался забрать маленькую мисочку с едой, они едва не откусили мне палец. Через какое-то время они все же получили добавку. Но снова не позволили им съесть слишком много.

Еще норчатам понравилась рыба. Мы с дядей Федором как раз накануне наловили много окуней.

II

Когда кутята высохли, их шерстка стала чистой, и оказалось, что здоровый норчонок был почти черного цвета, а раненый — намного светлее. У каждого из них на шее виднелось светло-желтое пятно, что говорило о том, что это были североамериканские норки. Когда-то давно их завезли к нам в Россию, и они хорошо прижились в наших условиях.

Я осмотрел раненого норчонка: его лапка была отечной, пальчики покрыты толстой корочкой, так что сразу было не разобрать, сохранились ли коготки. На мордочке, самый носик-пятачок тоже покрывала буроватая корочка из запекшейся крови, один глаз полностью заплыл от образовавшегося отека. Так что невозможно было судить о том, поврежден ли сам глаз. Однако аппетит у раненого кутенка был отменным, что вселяло надежду на выздоровление.

Назвали мы маленьких норок Чук и Гек. Чук черный, а Гек имел более светлый окрас. У каждого складывались свои предпочтения в еде: Чук любил рыбу, а Гек — куриную печенку. Чук иногда пытался отобрать еду у раненого Гека, но тот не отдавал своей порции. Он угрожающе рычал, и, быстро развернувшись, прятал от своего братца любимую печень.

Прошло два-три дня, и мы поняли, что дальше оставлять кутят открытыми нельзя: они стремительно начали осваивать окружающую территорию. Я купил большую клетку, предназначенную для содержания морских свинок. Клетка была просторной. Внутри ее даже имелась специальная комнатка-спальня, в которую норчата с удовольствием заползали, чтобы подремать днем. Мы наблюдали, как день за днем растут наши питомцы, как забавно играют они после еды, как купаются в корытце с водой.

Норки растут очень быстро. И мы это заметили. Уже через несколько дней их было не узнать: шерстка стала блестящей, лоснящейся. Они привыкли к новым условиям, к нашим рукам. Когда я убирал клетку или менял воду, Чук игриво прикусывал мне палец, но так, немножко, совсем не больно. Он позволял брать себя на руки, и вел себя очень спокойно в моих ладонях. А вот Гек, возможно, боялся, что ему могут причинить боль, на руки сначала не шел.

Прошло две недели. Чуку и Геку стало тесно в клетке: им не хватало простора для игр, и мы переселили норчат на балкон-лоджию, отгородив ее от квартиры высоким заборчиком из каких-то досок, фанеры.

III