Наш неистовый конец

Затем она вспомнила тот семейный ужин в ресторане много месяцев назад, когда ее отец объявил, что среди них есть шпион, притом не просто шпион, а такой, который приглашен в этот ресторан, который живет в их доме. И теперь она была уверена – совершенно уверена, – что этот лепесток пиона был принесен с заднего двора дома Монтековых, где на грязную землю падали лепестки цветов с подоконников.

Пять лет назад Джульетта сама разносила их по всему дому своих родителей.

* * *

Кэтлин сидела на еще одном собрании коммунистов.

Нет, ее на эти собрания посылала не Джульетта, она ходила на них по доброй воле. Коммунисты устраивали эти собрания регулярно, и, чтобы и дальше получать приглашения на них через свои знакомства, которые она так старательно поддерживала, ей приходилось появляться на них в таком виде, как будто она была работницей, а не правой рукой наследницы Алой банды.

Кэтлин закончила закалывать свои волосы, пока выступающий говорил об объединении рабочих в профсоюзы. Она уже знала, что те, кто выступает в начале собрания, никогда не говорят о важных вещах. Действительно значимые речи произносились позже, когда все стулья были уже заняты и опоздавшие не шумели, садясь на свободные места. Никто не обращал внимания на Кэтлин, пока она, не слушая очередного оратора, смотрелась в карманное зеркальце и убеждалась в том, что замысловатые косы, которые Розалинда заплела ей сегодня утром, пожалуй, имеют слишком уж буржуазный вид.

– Извините, – сказал тихий голосок.

Кэтлин вздрогнула и повернулась. Это была маленькая девочка со щербинкой на месте двух передних зубов. В руке она держала одну из шпилек Кэтлин.

– Вы ее уронили.

– О, – прошептала Кэтлин. – Спасибо.

– Не за что, – прошепелявила девочка. Она болтала ногами и поглядывала на женщину, сидящую слева, – возможно, ее мать, – чтобы удостовериться, что та не станет ругать ее за разговор с незнакомой тетей. – Но раньше ваша прическа нравилась мне больше.

Кэтлин подавила улыбку и дотронулась до своих заколотых волос. Розалинда сказала ей то же самое, когда хвалила себя за сделанную прическу. В последнее время Розалинда редко была готова посидеть и поболтать с ней. Нет, она, разумеется, вряд ли отказалась бы, если бы Кэтлин поймала ее где-то в доме и попросила уделить ей время, но загвоздка была в том, что ее теперь вообще не было видно.

– Мне она тоже нравилась, – тихо ответила Кэтлин и повернулась на своем стуле. Лучше бы она ничего не меняла и не портила шедевр, который сотворила у нее на голове ее сестра.

Собравшиеся вдруг разразились аплодисментами, и Кэтлин тоже поспешила захлопать в ладоши. Когда место прежнего оратора занял следующий, она попыталась прислушаться к его речи, но ее мысли продолжали блуждать, а руки сами собой тянулись к волосам. На прошлой неделе к ним снова приезжал их отец и еще более настоятельно потребовал, чтобы они переехали за город вместе с ним. Розалинда картинно закатила глаза и в бешенстве торопливо вышла вон, что заставило их отца возмутиться, а Кэтлин пришлось остаться и выслушивать его громогласные негодующие речи о том, куда политика привела город. Возможно, в этом и заключалось разделение обязанностей между ними двумя. Розалинда не соглашалась с ним и нарочно выводила его из себя, но затем тайком совала нос в его дела и выполняла за него его работу. Кэтлин же улыбалась и кивала, и делала все, что ожидалось от скромной предупредительной Кэтлин Лан, которую знали в городе. Она всегда знала, что раз она приняла это имя, ей придется усвоить и часть черт характера своей сестры, если не для вида, то хотя бы для удобства. Иногда ее отец говорил с ней так, будто он и впрямь забыл, что настоящая Кэтлин умерла. Иногда она начинала гадать о том, что бы произошло, если бы она снова назвала в его присутствии имя «Селия».

Кэтлин заерзала на стуле. Она больше беспокоилась о Розалинде, чем о себе самой. Если честно, она немного злилась на сестру за то, что несколько месяцев назад та помешала ей прийти на помощь Джульетте, а сама не видела ничего дурного в том, чтобы сидеть в кабаре на нейтральной территории, общаясь с французами.

– Как мы можем быть на одной стороне, если они никогда не падут? – сказала как-то раз Розалинда. – Они неуязвимы, не то что мы.