Наш общий друг. Часть 2

— Все, что здѣсь осталось, папа, — сказала Белла, закрывая кошелекъ по уходѣ лакея, пристукнувъ его своимъ маленькимъ кулачкомъ на столѣ и запихивая затѣмъ въ одинъ изъ кармановъ новаго жилета папа, — предназначается для васъ на покупку подарковъ всѣмъ нашимъ и на уплату вашихъ счетовъ. Раздѣлите по своему усмотрѣнію и употребите, какъ сочтете лучшимъ. Въ заключеніе прошу васъ замѣтить, папа, что это не плоды какого-нибудь корыстнаго плана, а то корыстная дѣвченка, ваша дочь, пожалуй, не разсталась бы съ кошелькомъ такъ легко.

Закончивъ эту тираду, она взялась обѣими руками за борты его сюртука и совершенно перекосила на бокъ своего родителя, застегивая на немъ эту часть костюма поверхъ драгоцѣннаго жилетнаго кармана. Затѣмъ она искусно прикрыла ямки на своихъ щекахъ лентами шляпки и повезла его обратно въ Лондонъ. Благополучно прибывъ къ подъѣзду дома мистера Боффина, она прислонила папа спиной къ наружной двери, нѣжно взяла его за уши, какъ за удобныя ручки для осуществленія своего намѣренія, и принялась душить поцѣлуями, такъ что онъ нѣсколько разъ глухо стукнулся затылкомъ объ дверь. Нацѣловавшись до-сыта, она еще разъ напомнила ему ихъ уговоръ и весело разсталась съ нимъ…

Не такъ, однако, весело, чтобъ это помѣшало глазамъ ея наполниться слезами, когда онъ пошелъ по улицѣ прочь отъ нея. Не такъ весело, чтобъ не прошептать: «Ахъ, бѣдный папа! Ахъ, милый, дорогой мой труженикъ-папа!» прежде, чѣмъ она постучалась въ дверь. Не такъ весело, чтобы роскошная мебель дома Боффиновъ не смутила ее невольно напрашивавшимся сравненіемъ съ грязной, обтрепанной мебелью ея родного дома. Не такъ весело, чтобы не просидѣть до поздней ночи въ своей комнатѣ и не поплакать горькими слезами, то отъ досады, зачѣмъ покойный Джонъ Гармонъ-отецъ вписалъ ея имя въ свое завѣщаніе, то отъ обиды, что Джонъ Гармонъ-сынъ не остался въ живыхъ и не женился на ней.

«Вотъ два желанія, которыя, можно сказать, противорѣчатъ одно другому», сказала себѣ Белла. «Но вѣдь и вся моя судьба полна такихъ противорѣчій, что я не знаю даже, чего мнѣ желать для себя».

IX Сирота дѣлаетъ свое завѣщаніе

Рано утромъ на другой день секретарю мистера Боффина, сидѣвшему у себя за работой, доложили, что его дожидается въ прихожей какой-то юноша, назвавшій себя Слоппи. Камердинеръ, явившійся съ докладомъ, приличнымъ образомъ запнулся, прежде чѣмъ выговорилъ это вульгарное имя, дабы показать, что онъ не далъ бы себѣ труда его повторить, если бы не настойчивость вышереченнаго юноши, и что если бы этотъ юноша не былъ лишенъ здраваго смысла и имѣлъ достаточно вкуса, чтобы унаслѣдовать какое-нибудь другое, болѣе благозвучное имя, онъ избавилъ бы отъ непріятныхъ ощущеній того, кто докладывалъ о немъ.

— Мистрисъ Боффинъ будетъ рада его видѣть, — сказалъ секретарь совершенно спокойно. — Просите.

Мистеръ Столпи, будучи приглашенъ войти, остановился у косяка дверей передъ секретаремъ, обнаруживъ на различныхъ частяхъ своей фигуры несмѣтное множество пуговицъ непонятнаго назначенія, приводящихъ въ недоумѣніе.

— Очень радъ васъ видѣть, — сказалъ Джонъ Роксмитъ привѣтливымъ тономъ. — Я васъ давно поджидалъ.

Слоппи объяснилъ, что онъ собирался придти раньше, но что сирота («нашъ Джонни», какъ онъ его называлъ) заболѣлъ, и онъ, Слоппи, ожидалъ, когда можно будетъ сообщить объ его выздоровленіи.

— Такъ, значитъ, онъ теперь здоровъ?

— Нѣтъ, — отвѣчалъ Слоппи.

Тутъ онъ сокрушенно покачалъ головой и сталъ объяснять, что, по его мнѣнію, Джонни захватилъ болѣзнь отъ питомцевъ. Когда его спросили, что онъ хочетъ этимъ сказать, онъ объяснилъ, что болѣзнь выступила у Джонни по всему тѣлу, особенно на груди. Когда же его попросили объясниться точнѣе, онъ сказалъ, что въ нѣкоторыхъ мѣстахъ сыпь такъ крупна, что ее сикспенсомъ не накроешь, и такъ красна, какъ самая яркая красная краска.

— Но пока она снаружи, сэръ, такъ еще большой бѣды нѣтъ, — прибавилъ мистеръ Слоппи. — Надо постараться, чтобъ она не ударилась въ нутро.

Джонъ Роксмитъ выразилъ надежду, что ребенку была оказана медицинская помощь.

— О, да! Его носили разъ къ доктору, — сказалъ Слоппи.

— Какую же болѣзнь опредѣлилъ докторъ? — спросилъ Роксмитъ.

По нѣкоторомъ размышленіи Слоппи отвѣчалъ, просвѣтлѣвъ:

— Онъ назвалъ ее какъ-то очень длинно.

Роксмитъ спросилъ, не корь ли.

— Нѣтъ, — сказалъ увѣренно Слоппи. — Нѣтъ, сэръ, гораздо длиннѣе.

(Мистеръ Слоппи положительно гордился этимъ фактомъ и полагалъ, повидимому, что онъ дѣлаетъ честь маленькому паціенту.)

— Мистрисъ Боффинъ будетъ огорчена, когда узнаетъ, — замѣтилъ мистеръ Роксмитъ.

— Мистрисъ Гигденъ такъ и говорила, сэръ, а потому и не извѣщала ее: все надѣялась, что нашъ Джонни скоро поправится.

— Но поправится ли онъ? — спросилъ Роксмитъ, быстро оборачиваясь къ посланному.

— Надо полагать, что поправится, если только сыпь не ударится въ нутро, — отвѣчалъ Слоппи.