Читаем Наш общий друг. Часть 2 полностью

— Капитанъ! Что бы вы тамъ ни говорили о Гафферѣ, но я долженъ замѣтить, что онъ былъ порядочный мошенникъ, и ремесло его было воровское ремесло. Оно конечно, справедливо — я не отрекаюсь, — что когда я ходилъ къ двумъ почтеннѣйшимъ — къ законнику Ляйтвуду и къ тому, другому почтеннѣйшему, — то, можетъ быть, немножко того, хватилъ черезъ край, потому какъ душевное мое желаніе было помочь правосудію. Я признаюсь, тогда очень чувствомъ увлекся: кладъ самъ въ руки подвертывался, а дома семья сидитъ, хлѣба просить. И то еще сказать надо, что вино то у тѣхъ двухъ почтеннѣйшихъ было — не скажу подмѣшано, а все же такое, что не очень здорово для головы. Да еще вотъ что, капитанъ, — вотъ что надо помнить: развѣ я горой стоялъ за свои слова? Развѣ я прямо такъ-таки и говорилъ двумъ почтеннѣйшимъ: «Почтеннѣйшіе, молъ, я стою на своемъ и крѣпко держусь за свое показаніе: что, значитъ, показалъ, то ужъ твердо?» — Нѣтъ. Я говорилъ по душѣ, откровенно, безъ всякихъ изворотовъ — замѣтьте, капитанъ. Я могъ ошибаться, но я думалъ, что оно было такъ. Можетъ быть, я и теперь ошибаюсь, можетъ, и не такъ оно было: я не присягну за всякое свое слово. Лучше ужъ подлецомъ меня назовите, а я не присягну. Все это такъ точно я и тогда говорилъ, сколько помнится, — заключилъ — мистеръ Райдергудъ съ такимъ видомъ, какъ будто предъявлялъ свой аттестатъ. — Обо мнѣ, это правда, ходитъ недобрая слава. Даже и вы, капитанъ, должно быть, тоже нехорошо думаете обо мнѣ. Но пусть такъ, пусть лучше такъ будетъ, а ложной присяги я не приму. Я все сказалъ, и если это заговоръ, такъ назовите меня заговорщикомъ.

— Я напишу бумагу, въ которой будетъ сказано, что ваше показаніе о Гексамѣ было ложное, — сказалъ незнакомецъ, не обратившій никакого вниманія на эту рѣчь. — Вы должны ее подписать, и я передамъ его дочери этотъ документъ. Я принесу вамъ бумагу для подписи, когда приду въ слѣдующій разъ.

— Когда же можно ожидать васъ, капитанъ? — спросилъ Райдергудъ съ новой тревогой, становясь на всякій случай между гостемъ и дверью.

— Очень скоро. Не обману, не бойтесь.

— Не скажете ли мнѣ ваше имя, капитанъ?

— Нѣтъ. Не имѣю ни малѣйшаго желанія.

— «Вы должны подписать», говорите вы. «Должны» — немножко жестокое слово, капитанъ, — продолжалъ Райдергудъ, все еще слабо отстаивая свою позицію между гостемъ и дверью, когда тотъ направился къ ней. — Когда вы говорите человѣку, что онъ долженъ подписать и то, и другое, и третье, вы ему приказываете, такъ сказать, свысока. Скажите сами, капитанъ, развѣ не правда?

Незнакомецъ, не доходя до двери, остановился и посмотрѣлъ на него въ упоръ.

— Отецъ, отецъ! Перестань! — взмолилась Плезантъ, прижавъ къ губамъ незанятую, нервно дрожавшую руку. — Не накликай на насъ бѣды!

— Дослушайте меня, капитанъ, дослушайте, — только одно, прежде чѣмъ вы уйдете, — говорилъ униженно Райдергудъ, давая ему дорогу. — Я хотѣлъ только напомнить вамъ ваши благородныя слова насчетъ награды.

— Когда я получу награду, — проговорилъ незнакомецъ такимъ тономъ, въ которомъ очень ясно слышалось нѣчто въ родѣ: «Собака!» — то — я вамъ уже сказалъ — и вы получите свою долю.

Поглядѣвъ еще разъ долгимъ взглядомъ на мистера Райдергуда, онъ повторилъ, хоть и суровымъ, но пониженнымъ тономъ, какъ будто дивясь такому совершенному олицетворенію зла: «Какой вы лжецъ!» и, кивнувъ раза два головой послѣ этого комплимента, вышелъ изъ лавки. Но прежде, чѣмъ уйти, онъ ласково пожелалъ доброй ночи миссъ Плезантъ.

Снискивающій себѣ пропитаніе въ потѣ лица своего честный человѣкъ стоялъ въ состояніи, близкомъ къ столбняку, пока рюмка съ отбитой ножкой и недопитая бутылка не пробрались въ его сознаніе. Почуявъ ихъ въ своемъ сознаніи, онъ оттуда препроводилъ въ желудокъ. Покончивъ съ этимъ дѣломъ, онъ очнулся съ безошибочнымъ убѣжденіемъ, что единственной причиной случившагося была «бабья трескотня». Поэтому, чтобы не оплошать въ отправленіи своихъ родительскихъ обязанностей, онъ запустилъ въ Плезантъ парой матросскихъ сапоговъ. Бѣдняжка, думая увернуться, нырнула головой въ воздухъ и заплакала, утираясь волосами, точно носовымъ платкомъ.

XIII

Соло и дуэтъ

Когда незнакомецъ вышелъ изъ лавки въ темноту и грязь Лощины Известковаго Амбара, вѣтеръ дулъ такъ сильно, что чуть не втолкнулъ его обратно въ лавку. Двери хлопали; пламя въ фонаряхъ колыхалось и чуть что не гасло; вывѣски гремѣли; вода, вырываемая бурей изъ канавъ, дождемъ разлеталась во всѣ стороны. Незнакомецъ, равнодушный къ ненастью, даже предпочитавшій его хорошей погодѣ за то, что оно очищаетъ улицы отъ народа, поглядѣлъ кругомъ пытливымъ взглядомъ. «Да, мнѣ знакомы эти мѣста», сказалъ онъ про себя. «Я ни разу не бывалъ здѣсь съ самой той ночи и никогда не бывалъ прежде, но все-таки узнаю мѣсто… Ну-ка, дай Богъ памяти: въ какую же это сторону мы свернули, когда вышли изъ лавки? — Мы свернули направо… да, такъ… какъ я и сейчасъ повернулъ. А дальше не могу припомнить… Не по этому ли переулку мы шли? Или, можетъ быть, вонъ потому»?

Перейти на страницу:

Все книги серии Новая библіотека Суворина

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза / Детективы