Почти все как вчера. По большому счету – все так же. И позавчера мало чем отличалось. Сутки смыкаются, они как круги. Эти круги, сплетенные между собой, кличут жизнью. Огромная цепь, которая тоже постепенно сплетается в круг. Некоторые зажмуривают глаза, рвут цепь и выходят. Головою вниз, ногами вперед. Много таких смельчаков. И дело в том, что любой может быть на их месте. Быть как они. Самая малость – понять, озариться. Должно что-то произойти, взрыв какой-то внутри, чтобы порвать дорогую на первый взгляд, но поддельно драгоценную, хрупкую цепь. И тогда можно без страха встать на трамплин, зажмурить прозревшие наконец-то глаза. И – с моста в небеса.
Но беда в том, что большинство навсегда остаются полуслепыми. Будут ходить по кругу, как покорные лошади, и ждать встречи со счастьем. Несбыточной в общем-то встречи. А потом, в один прекрасный момент, сама природа столкнет их прочь, как мелкую падаль с дороги.
И так и не будет внятного и прямого ответа на извечный вопрос. Зачем нас запустили, для какой цели? Или так это все – ради прикола…
Один мудрец высказал (почти что дословно) следующий афоризм: нужно вовремя умереть. Уйти сознательно, не жалким, обессиленным комочком изношенной до предела материи, а крепким, уверенным, полным сил. Уйти достойно.
Надо сойти, моя остановка где-то здесь.
Где же вспышка, что распахнет мне глаза?
3
Ах, а утро какое! Солнце, естественно, на своем месте. Жарит вовсю. Под окном весело и возбужденно, прямо как весной, чирикают воробьи. Почему-то мне слишком хорошо, легко, ново, словно я меленький и чистый ребенок. Постель удобна, воздух свеж и глубок… А я, дурак, хотел сойти на вчерашней остановке.
За стеной играет «Фристайл». Самое время для занятий любовью. Как бы сейчас вошла златовласая девушка в легкой розовой рубашке, застегнутой на одну пуговку, с подносом. Кофе, лимон, сигареты, кондом. Да-а… Но моя любовь позади. Остались лишь воспоминания. Зато какие!
Почти три месяца, с ранней весны, я чуть ли не каждый день ездил в другой город. Так называемый спутник. Наш Кызыл хоть и небольшой, но столица как-никак, и вот у него, как у всякой столицы, есть такой спутник под названием Каа-Хем в пяти-семи километрах.
В основном избенки, пародии на коттеджи, десяток пятиэтажек. В центре – серая глыба ТЭС с тремя толстыми трубами.
Однажды я просто так приехал туда, сам не зная зачем. Видимо, новенького захотелось. Родной Кызыл за месяцы после армии исходил, осмотрел вроде до последнего закоулка… Было тогда такое же веселое утро. Апрель, сами понимаете, – снег дотаивает под заборами, запахи голову кружат. Хорошо было! И я предчувствовал, что в то утро должно случиться неожиданное, светлое, новое, как сама весна.
Я сошел с автобуса на случайной очередной остановке и сел на скамеечку. Автобус проехался до конечной, направился обратно в Кызыл через черный, разделяющий города безжизненный и безынтересный пустырь. А я сидел на скамейке, покуривал, наслаждался лишь слегка подпорченным дымом от ТЭС, весенним воздухом, жмурился от обилия света. И вдруг (действительно – вдруг) среди кучки посредственных людей на остановке появилась Она. Предчувствовал я, но все же не верил, и – вот… О, это было страшно! Правду, оказалось, писали классики – сердце затрепетало, в виски ударила кровь, в глазах моих потемнело. Она стояла в каком-то десятке шагов, вполоборота ко мне. Она стояла как-то особенно, неповторимо, одета была тоже как-то не так, как все остальные. Ярко так, по-весеннему… Словно сама весна… Я смотрел рывками: то на Нее, то в сыроватую землю, то на Нее, то снова в землю… Автобус. И к автобусу Она тоже пошла особенно, не как к желтому жестяному ящику на колесах, а точно к своему персональному роскошному автомобилю. Словно к «Вольве» какой-нибудь… Походка Ее была легкой, летящей, как в стихах лириков Серебряного века. Как будто Она из подобного стихотворения появилась, а не из подъезда кирпичной пятиэтажки на восемьдесят квартир.
Влюбился. Влюбился сразу и глубоко, болезненно, как нормальный романтический герой русской классической литературы. Но я не классик, чтобы суметь описать Ее без банальностей и объяснить, что Она со мной сделала, даже не подозревая о том, не замечая меня, маленького, безликого, рядового.
Почти каждый день, кроме выходных, а бывало, и в выходные (на всякий случай) я ездил туда, в Каа-Хем, выходил на той остановке и ждал. Возвращался в одном автобусе с Нею. Провожал Ее до поликлиники, где Она работала в кабинете доврачебного осмотра. Давала градусники желающим получить бюллетень, а затем отправляла к терапевту или выпроваживала симулянтов… Я сидел на мягкой скамеечке против двери Ее кабинета и в редкие секунды открывания и закрывания двери видел Ее… Видеть Ее стало для меня чем-то вроде… Короче, я не мог без Нее. Когда приехать не получалось или Она не приходила на остановку, день получался мертвым. Выходные стали лишними, мучительными днями – я ждал понедельника.