Наш секрет

Я чувствую себя гораздо бодрее и позитивнее. Пока мой надзиратель стоит у двери, я быстро купаюсь и подхожу к зеркалу. До боли прикусываю нижнюю губу, когда вижу собственное отражение. Волосы… Мои длинные волосы теперь на уровне подбородка. Они неровно и уродливо острижены, искромсаны! Смотреть на себя не хочется вовсе.

Переодевшись в чистую, но неновую одежду в виде штанов и растянутого джемпера, я начинаю осматривать помещение.

Дом, в котором меня держат старый и ветхий. В комнате, где я живу, забиты ставни. Если я не ошибаюсь, то эта лачуга принадлежит родной и покойной сестре целителя Михаила. Женщина была одинокой, потому оставила наследство брату. В предбаннике же просто грязные окна без решёток и каких-либо препятствий. Я подхожу ближе, выглядываю на улицу. Темно, хоть глаз выколи. Я плохо помню, как меня сюда тащили, но точно знаю, что дом находится недалеко от дома Варламовых. На одной улице.

Я чересчур резко дёргаю за ручку с потрескавшейся краской. Громкий скрип вызывает повышенное потоотделение. Чёрт, ведь могут услышать! А мне бы на улицу выбраться и перебраться через ограду. Дальше сориентируюсь. В округе есть люди. Кто-то поможет мне и вызовет полицию!

Ручка наконец поддаётся. Я максимально тихо открываю окно и мысленно радуюсь преждевременной свободе. В предбанник врывается холодный воздух, я ёжусь, но не отступаю. Возможно, слишком рисково пытаться сбежать без обуви и верхней одежды, но оставаться здесь — выше моих сил. Их я уже исчерпала.

— Хорошая попытка, — звучит насмешливый голос за моей спиной.

Я мгновенно оборачиваюсь, когда меня ловят на горячем. Лицо заливает краской, когда я встречаюсь взглядом с Давидом. Чёрт, чёрт! Только не он!

— Душно тут стало, — начинаю оправдываться. — Решила проветрить.

— Далеко бы всё равно не сбежала, — жмёт плечами Варламов-младший. — Здесь вообще-то камеры, Саша. Везде.

Он делает акцент на последнем слове и нагло усмехается. Означает ли это, что он со своим отцом следил за мной всё время? Я ёжусь. Мерзко становится…

Захлопнув окно, разворачиваюсь лицом к Давиду. Надо же… Он так похож на Костю. Тот самый цвет волос, телосложение и даже взгляд. Но стоит только начать Давиду говорить, как становится ясно, что из общего у них с братом лишь внешность.

— Как скоро меня отсюда выпустят? — спрашиваю Варламова раздраженно. — Меня не нужно лечить! Я целиком и полностью здорова!

— Я могу устроить это хоть сегодня, — заявляет Давид.

— Правда?

От радости на секунду перехватывает дыхание. Сердце пускается вскачь, а ладони потеют. Если я выйду прямо сегодня, то это будет чудесно! Я позвоню Ване и…

— Стой, стой. Погоди. Ты сейчас шутишь? — задаю вопрос, замечая на лице Давида лёгкую ироничную улыбку.

— Я серьезен, Саша. Ты сможешь уехать вместе с Северовым куда угодно. Но только после того, как вернёшь мне деньги.

— Н-не понимаю!

— Бля, не строй из себя, пожалуйста, невинного ангела. По началу я действительно думал, что ты ничего о бабках не знаешь, но после твоих лживых поступков пришёл к выводу, что жена моего покойного братца прекрасно обо всем осведомлена! Она не так проста, как кажется!

— Я правда не понимаю, Давид! Мы… с Костей копили деньги. Там немного, потому что пришлось утащить на похороны и содержание приюта. Но я могу тебе их отдать!

Варламов щурится и качает головой. Кажется, я ни разу не угадала.

— Костя продал землю под приют, — цедит Давид. — Получил за это деньги. Но свои обещания, согласно договору, не выполнил и денег соответственно не вернул. Вопрос: где они, а, Саша?

— Костя не мог продать приют, — произношу, делая шаг назад.

Ощущаю как лопатки упираются в стену. В ушах шуметь начинает от осознания чудовищной ситуации, в которую я попала. Меня ради другого здесь держат. Не ради исцеления от грешной любви. Это был только повод.

Деньги. Речь идёт о деньгах. Первые три дня меня пытались сломать морально, чтобы потом я сразу же сказала всё, что знаю. Проблема в том, что я действительно не в курсе, где они могут быть.

— Он продал приют, Саша! — раздраженно отвечает Давид. — Поверь, под дулом пистолета его никто не заставлял подписывать документы.

— Когда? Когда он продал приют?

— В ноябре. Условия не выполнялись месяц, два, затем три.

— На третий ты решил припугнуть его, да?

Давид хмурится, а я прикусываю язык, но слишком поздно. В голове срабатывают тревожные сигналы. Зря я. Очень-очень зря!

Возможно, это просто совпадение. Но нападение на Костю было как раз в этот месяц. Шутка ли?

Я в деталях вспоминаю тот жуткий день. Костя забрал меня после работы. Нас остановили мужчины, после чего я убежала звать кого-то на помощь. Что происходило в момент, когда меня не было — я понятия не имею! О чем говорили? Чем угрожали? Для чего остановили?

— Что за дурь ты несешь? — спрашивает раздраженно Давид и с силой хватает меня за локоть.

Я вскрикиваю, но понимаю, что это напрасно. Здесь мне никто не поможет.

Варламов тащит меня в дом мимо отца. По длинному темному коридору прямиком к комнате.