Наш Современник, 2002 № 01

— Собрались ткачихи — полный зал, сидели в пальто, в платках. Мужчин — ни одного. Воздух в клубе от дыхания отсырел и пахнуть стало, как в ткацком цехе — жирной влагой, хлопчаткой. Старшеклассники разыграли какую-то партизанскую пьесу, спели про синий платочек, поплясали, а потом вышел на сцену я. Что такое было тогда это “я”? Востроносая синюшная рожица, тонкая шея в хомуте широченного воротника, огромные валенки с голенищами раструбом... Петь мне нужно было какую-то артековскую песенку, слова которой и сейчас не помню и тогда забыл, как только очутился перед залом. Учительница пения пробренчала на промерзшем клубном роялишке вступление, а я молчу. Она опять дала вступление — молчу. Учительница старается подсказать мне слова, шипит что-то по-гусиному, но я уж ничего не воспринимаю, обалдел совсем от стыда и вдруг, не знаю сам как, запел без сопровождения первое, что пришло в голову. “Позабыт, позаброшен, с молодых юных лет я остался сиротою, счастья-доли мне нет...” Учительница убежала. В зале тишина стоит мертвая, и только голосочек мой слабенько вызванивает: “Вот умру я, умру...” Слышу, в зале женщины начали всхлипывать. А когда я спел про могилку, на которую, знать, никто не придет, ударились все в голос. Никаких аплодисментов мне не было, и бисов не было, но знаете, что женщины кричали из зала? “Ничего, — кричат, — малец, не пропадешь с нами, прокормим, не бросим...” И все в таком духе. Мы с матерью были эвакуированные, почти никто не знал нас в поселке, и ткачихи приняли меня за настоящего сироту. Вот вам и голос... Не голос пел, а горе. А оно жило тогда в каждом сердце...

Литературный вечер, которым было отмечено 75-летие прекрасного русского художника слова Сергея Никитина, состоялся в граде Коврове.

Читал отрывок из рассказа в завершение вечера тоже Сергей и тоже Никитин — внук писателя.

В афише на стене дворца культуры Сергей Константинович был поименован русским советским писателем, и, наверное, справедливо: именно тогда, при Советах, основой жизни нашего общества был великий гуманистический закон — один за всех и все за одного, никого мы не бросали и вместе не пропали.

А на вечере больше всех переживала и больше всех радовалась его успешному завершению Клара Михайловна — жена и верный друг Сергея Никитина. К тому же ценой огромных усилий ей удалось издать к юбилею богато иллюстрированное линогравюрами замечательного владимирского художника Бориса Французова “Избранное” супруга. И как тут не радоваться?!

Поздравляем вас, Клара Михайловна, и радуемся вместе с вами!

О.Чубайс • Загадка «Ю. Пи.» (Наш современник N1 2002)

Среди русских художников

 

Олег Чубайс

 

Загадка “Ю. Пи.”

 

Г. Нью-Йорк. Манхеттен.

...опрокинув стул, дверь с грохотом открылась. На пороге материализовалась долговязая и длинноносая фигура Лешки Ланина. Как раз в этот момент я смаковал последний глоток ароматного зеленого чая из голубой китайской пиалки.

Швырнув на диван спортивную сумку, Леха заорал:

— Даешь Стравинского!

Я уже давно привык ко всем этим Лешкиным приколам и поэтому никак не прореагировал на его ор — спокойно допил свой чай, поставил на место упавший стул и включил электрочайник.

— Чай будешь? Зеленый! В такую жару — самое оно!

— Фу! — Леха брезгливо сморщил свою длинную буратинскую принадлежность и шлепнулся на диван:

— Тебе бы еще ватный халат и чалму...

Он выудил из сумки темную бутылочку “Бекса”, ловко скрутил крышку и, обхватив тонкими губами горлышко, зараз выдул чуть ли не все пиво.

— Уф-ф!... Вот это сейчас самое оно! — Он посмотрел бутылку на свет, снова приложился и швырнул пустую тару в пластиковое мусорное ведро. — Короче, рассказываю...