Наш Современник, 2002 № 05

Первой жертвой “свободы слова”, “демократической революции” стал, пожалуй, великий и могучий русский литературный язык, который передан нам в наследство для сохранения и развития нашими национальными гениями.

К настоящему времени уже немало издано словарей и словариков внелите­ратурной лексики, в частности и нецензурной. Авторы и рецензенты этих словарей пишут об этом как о достижении современной русской лексикографии. Особенно отмечается успех распространения этих изданий за рубежом.

Кроме того, в прессе было напечатано сообщение, что нашлись деньги для подготовки и издания Российской Академией наук словаря внелитературных слов и выражений, в том числе и нецензурных. Не хочется верить в истинность этого сообщения. За годы нашей безудержной демократии и “свободы слова” РАН прекратила издание таких ценнейших словарей, имеющих общенациональное и общеславянское научное и культурное значение, как Новый академический словарь современного русского литературного языка, Словарь языка XI—XVII вв., Словарь языка XVIII в., Этимологический словарь славянских языков... Но, оказывается, находятся деньги, спонсоры для массового издания нецензурщины, подкрепленного авторитетом Академии. Задаешься невольно вопросом: неужели опытнейшие лексикографы думают, что инвентаризируя нецензурные слова и выражения, описывая их значение, эмоциональные и прочие характеристики, они тем самым решают важную научную, академическую проблему и способствуют обогащению и повышению культуры русской речи? Напротив, мы считаем, что РАН становится в таком случае орудием разрушения культуры русской речи, ее пушкинской литературной “парадигмы”. Разве к этому когда-то призывали основатели Российской Академии наук и ее первый прославленный президент княгиня Е. Р. Дашкова? При учреждении Российской Академии наук они, в частности, писали, что Академии “надлежало возвеличить российское слово, собрать оное в единый состав, показать его пространство, обилие и красоту, поставить ему непреложные правила, явить краткость и знаменательность его изречений и изыскать глубочайшую его древность...” (Цит. по:   Л о з и н с к а я   Л.   Я.   Во главе двух академий. М., 1983, с. 81—82).

Между тем, как уже говорилось выше, и вне РАН издан не один сборник нецензурных “перлов”... “Русский мат”, отпечатанный в золотом тиснении, красуется на книжных уличных лотках. У нормального русского человека чтение таких словарей и сборников с первых страниц вызывает тошноту. Между тем некоторые лингвисты, исходя из объективистских и позитивистских позиций (раз явление существует, оно должно изучаться), считают такую работу вполне научно обоснованной.

К сожалению, примером подобного отношения языковедов к нецензурщине послужил нетактичный, а скорее — кощунственный поступок жившего до революции в России польско-русского ученого И. А. Бодуэна де Куртенэ по отношению к памяти великого лексикографа В. И. Даля. Суть этого поступка заключалась в том, что, будучи редактором 3-го издания Далева словаря (1903—1909 гг.), И. А. Бодуэн де Куртенэ самовольно включил в Словарь большое количество бранных, в том числе и нецензурных, слов, нарушив тем самым культурную традицию русской классической лексикографии. Словарь Даля — это авторский словарь. И включая в него внелитературные, нецензурные слова, Бодуэн тем самым нарушил авторские права Даля, оскорбил его память. Разве Даль, с юношеских лет до последних минут своей жизни наблюдая и записывая живую великорусскую речь, не слышал и не знал этих слов? Но будучи человеком высоких нравственных принципов, славянофилом по своему духу и творчеству, он глубоко осознавал, какую культурную, познавательную и общественно-историческую роль выполняют общенациональные толковые словари. Даль решительно отметал нецензурщину. Вплоть до нашего “демократического” времени этот поступок Бодуэна не находил последователей.

Видный языковед, признанный авторитет в области стилистики и культуры русской речи, автор монографических исследований творчества и В. И. Даля, и И. А. Бодуэна де Куртенэ, В. И. Чернышев писал по выходе Словаря Даля под редакцией Бодуэна, что включение последним в Словарь бранной, нецензурной лексики вызвало против Бодуэна “бурю негодования” и что “неприличные слова, которые он внес, нет необходимости удерживать” (Избранные труды. Т. 2, М., 1970, с. 684).