Читаем Наш Современник, 2002 № 07 полностью

У Свириденкова, Шараповой и Сенчина она держится явным отвращением к реальности, явным презрением к художественной простоте, явным желанием поиграть в литературу. (Конечно же, я отдаю себе отчет, что с юного Свириден­кова другой спрос, нежели с состоявшихся, с точки зрения критиков, двух других писателей. Но отмечу сразу, что повесть Свириденкова понравилась прежде всего критикам и писателям старшего поколения, очевидно, совпав с их негативным представлением о молодых, в то время как тем, кто принадлежит к молодому поколению, эта проза показалась однобоко-лживой.) Именно эти писатели, как мне видится, сползли в свой узкий поколенческий миф, питаясь блудливостью свободы клубной жизни, пьянясь, околдовываясь подростковым цинизмом и утешаясь глумлением. Маргарита Шарапова “проснулась знаменитой”, опубликовав в “Литературной газете” рассказ “Пугающие космические сны”, где критики увидели симпатию к коммунистам, увидели маленького “коммунисте­ныша”, боящегося социального одиночества, а потому прислонив­шегося к протестующим красным оппозиционерам. А закончила “Некрофилом” (последний ее рассказ, опубликованный в журнале “Наша улица”), где воспроизвела патологическую психологию своего героя, наслаждающегося соитием с трупами молодых женщин. (Такое “колебание маятника”, я полагаю, не что иное, как свидетельство ее анархического восприятия мира и явной неуправляемости своего собственного мировоззрения.) Максим Свириденков в повести “Пока прыгает пробка” дал образ поколения: “тараканы, сидящие на краю унитаза”, которых кто-то придет и смоет.

Казалось бы, между Свириденковым и Сенчиным значительный разрыв в возрасте (четырнадцать лет), но проза их удивительно схожа, и это настора­живает. Свириденков (его повесть обладает очень малыми художественными достоинствами) пишет социологию своего поколения, дает “документ” поколения подворотни и подъезда. Он пишет об их примитивно-горьком составе жизни: они пьют, спят с девками, смотрят “Плейбой”, опохмеляются, курят травку и нюхают клей “Момент”, они клянчат у родителей деньги и снова пьют, пьют, пьют. “Бедные дети пьют без закуски”, — сообщает нам автор. Безрадостный город и безрадостный, бессмысленный мир. Тотальная бессмысленность существования и какое-то самоубийственное отношение к самому себе. Чумная жизнь как ответ на полное развоплощение реальности. Собственно, в этой прозе нет ни одной мысли, выходящей за пределы этой дрянной жизни, ни одного утверждения, кроме того, что “просто им глюков хочется больше, чем жить”. Наркотическое, отравленное сознание — вот итог жизни свободнорожденного поколения. Оно действительно свободно, потому что им ничего не надо. И эта пустота стреми­тельно заполняется наркотической зависимостью — мощнейшей преградой, отделяющей человека от жизни.

Свириденков известен в Смоленске. А вот о Сенчине говорят уже как о самом ярком представителе своего поколения (его опекает профессор Литературного института А. Рекемчук). Именно в сочинениях этого автора есть, на первый взгляд, то, что делает его идеологически и эстетически приемлемым для всех. Рекемчук “феноменом Сенчина” называет правдивость: “Он не замолчит, покуда не выскажется до конца, покуда не расскажет всей правды”. И он “высказывается”: групповой акт насилия над любимой девушкой сенчинский герой переживает “как плевки прозревшего на икону”, вместе с физиологическим “освобождением” испуская из себя восторг: “Нет больше Бога!.. И нет больше раба!..” Такова эта правда, ничуть не смущающая специалиста по выделке молодых писателей. Но, собственно, какова же его “предельная честность”, так привлекающая нынешних оценщиков литературы? Сенчин выдает себя за реалиста. Он пишет просто, скупо, но, я бы сказала, и топорно. Он пишет о пьяных, обкуренных, угнетенных суицидными порывами молодых людях. Его герой, учится ли он в Литературном институте, работает ли в торговой фирме (“Афинские ночи”), — это всегда один и тот же, усталый и примитивный герой. Сложенные простым арифметическим способом, они, тем не менее, приводят критику к “пониманию маргинализации всего народа” (А. Рекемчук), приводят критику к выводам, что как и у героя Сенчина “нет будущего, так нет его и у России в целом” (М. Золотоносов). Очевидно, что именно это отношение к России и ее народу делает Сенчина столь востребованным “лидером поколения”.

Перейти на страницу:

Все книги серии Наш современник, 2002

Похожие книги

188 дней и ночей
188 дней и ночей

«188 дней и ночей» представляют для Вишневского, автора поразительных международных бестселлеров «Повторение судьбы» и «Одиночество в Сети», сборников «Любовница», «Мартина» и «Постель», очередной смелый эксперимент: книга написана в соавторстве, на два голоса. Он — популярный писатель, она — главный редактор женского журнала. Они пишут друг другу письма по электронной почте. Комментируя жизнь за окном, они обсуждают массу тем, она — как воинствующая феминистка, он — как мужчина, превозносящий женщин. Любовь, Бог, верность, старость, пластическая хирургия, гомосексуальность, виагра, порнография, литература, музыка — ничто не ускользает от их цепкого взгляда…

Малгожата Домагалик , Януш Вишневский , Януш Леон Вишневский

Семейные отношения, секс / Дом и досуг / Документальное / Образовательная литература / Публицистика
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Против всех
Против всех

Новая книга выдающегося историка, писателя и военного аналитика Виктора Суворова — первая часть трилогии «Хроника Великого десятилетия», написанная в лучших традициях бестселлера «Кузькина мать», грандиозная историческая реконструкция событий конца 1940-х — первой половины 1950-х годов, когда тяжелый послевоенный кризис заставил руководство Советского Союза искать новые пути развития страны. Складывая известные и малоизвестные факты и события тех лет в единую мозаику, автор рассказывает о борьбе за власть в руководстве СССР в первое послевоенное десятилетие, о решениях, которые принимали лидеры Советского Союза, и о последствиях этих решений.Это книга о том, как постоянные провалы Сталина во внутренней и внешней политике в послевоенные годы привели страну к тяжелейшему кризису, о борьбе кланов внутри советского руководства и об их тайных планах, о политических интригах и о том, как на самом деле была устроена система управления страной и ее сателлитами. События того времени стали поворотным пунктом в развитии Советского Союза и предопределили последующий развал СССР и триумф капиталистических экономик и свободного рынка.«Против всех» — новая сенсационная версия нашей истории, разрушающая привычные представления и мифы о причинах ключевых событий середины XX века.Книга содержит более 130 фотографий, в том числе редкие архивные снимки, публикующиеся в России впервые.

Анатолий Владимирович Афанасьев , Антон Вячеславович Красовский , Виктор Михайлович Мишин , Виктор Сергеевич Мишин , Виктор Суворов , Ксения Анатольевна Собчак

Фантастика / Криминальный детектив / Публицистика / Попаданцы / Документальное