Так день за днем оживает мое полотно. Заселяется. Дышит. Искрится. Живет по своим законам, картина уже сама ведет меня. Она держит меня и не отпускает, и теперь я уже ее пленник, и так до конца, пока не увезут из мастерской. А пока работаешь — проходишь много витков качества, чтобы вывести работу на нужную орбиту, добиться задуманного. Сперва начинаешь быстро. Бойко, радостно, “раскрываешь” холст, а “середина” работы бывает тяжелой, тягучей. Иногда ощущаешь боль в руках и ногах. Я люблю детали в картине, фактуру, материальность, и надо, чтобы не было случайного, надо, чтобы все было на своем месте. Основное время уходит именно на это. И очень важно в конце не растерять, а приумножить первоначальную эмоцию, свести мысли и чувства все воедино, заставить звучать во имя главного. А что же главное? Ради чего я взялся за эту работу, в чем вижу я ее смысл?
Битва на поле Куликовом, ставшая днем рождения большой Руси Московской, имеет непреходящее значение в веках. Это наше начало, наши истоки, наша гордость. И в трудные для Родины времена, в час испытаний всегда будет светить над ней гордая слава поля Куликова. “И вечный бой! Покой нам только снится...” — эти вещие строки А. Блока стали так созвучны моим мыслям. Уже потом, стоя у картины, я услышал по радио песню, в которой солдат Второй мировой войны, русский солдат спрашивает, где же оно, поле Куликово, и актер как бы отвечает ему — “оно там, где ты стоишь”, именно там — твое поле Куликово. Это была новая песня Тихона Хренникова, но вот наизусть слов автора я не запомнил, а прекрасные, удивительные слова.
К своему зрителю, современнику и соотечественнику, я бы хотел обратиться этой картиной именно с такими словами. Вот почему эта работа для меня очень современна, важна, необходима. Это — мое поле Куликово, мой передний край.
Из дневниковых записей
Талант — это сострадание.
Заурядного человека от талантливого и отличает умение и степень сострадания. Талантливый человек виден во всяком человеке, особенно ярко — в простом.
Талантливый художник обладает наивысшей способностью сострадать. Он сострадает, когда воспринимает жизнь, затем — когда воссоздает ее в своих образах. Душа, способная понять художника, тоже должна уметь сострадать.
...Любить свое дело — это слишком мало, мы предполагаем это, но даже любят дело свое по-разному. Некоторые любят больше себя в этом деле. А творящий не должен упиваться своей значительностью и не противопоставлять себя “толпе”, а знать и помнить, что он — человек, “впитывающий” людей для того, чтобы вернуть им свои впечатления, что он слит с ними и тогда, когда воспринимает мир, и в лучшие моменты своего творчества, в момент вдохновения, которым я и считаю единство художника и зрителя.
Вдохновенье — это состояние творчества, когда ты чувствуешь, что разговариваешь с человечеством.
Я однажды обнимал березу и, прислонясь губами, пил сок. И вдруг почувствовал, что она вся так и ходит подо мною. Я поднял голову — ветра не было. Отчего же она так дрожала?! Это было так давно, а я запомнил ее как беспомощное существо, как девственницу, что не рада моим объятиям. Больше я никогда не пил березовый сок и не делал ран на деревьях.
Начат эскиз “Куликова поля”1. Каждый день мой исполнен величия.
Заканчиваю эскиз “Куликова”. Чувствую, что в руках у меня жар-птица. Многоплановое произведение. Народная драма — благословение, ополчение, предстояние. Как симфоническая картина, она звучит всеми своими возможностями и необходимыми средствами. Как аккордами: то цветовыми, то ритмическими, то тональными. Цвет густой. Он варится и “бродит” прямо на холсте, отражая и тревогу, и трагедию, и победу, и высокий накал духа. Он густой, как мед, сочный, как отражение в воде, чистый во свету, призрачный в тени. Тревога, и праздник, и победа — все в нем.
Интересно, как в поисках. В “Евдокии”2 — амфитеатр, женщина на берегу.
Проходишь через неизбежности, вторичности. Ассоциативно натыкаясь на них. Хорошо, что есть эскиз, в котором возможно их преодолеть или почти преодолеть.