Если говорить о нравственной оценке — а она, как всегда на Руси, имеет определяющее значение, — то картина не столь однозначна. В начале противостояния ко мне в Дом Советов пришел старший офицер “Альфы”. Он предупредил, что накануне подписания печально знаменитого Указа 1400 Ельцин три часа беседовал с председателем Верховного Совета Хасбулатовым и они о чем-то договорились. Мой гость предложил сделать из этого определенные выводы. Пятьдесят на пятьдесят — это могло быть правдой, а могло — дезинформацией.
Как бы то ни было, двусмысленность ситуации придавал тот факт, что во главе Верховного Совета стоял человек, который вместе с Ельциным крушил Советский Союз и расправлялся с ГКЧП. Масло в огонь подливали и средства массовой информации. Помните гнусные газетные альтернативы: “Лучше русский алкоголик, чем чеченский наркоман”?
Надо сказать, что к осени 93-го благодаря ожесточенной кампании в прозападных, антинациональных СМИ позиции парламента были сильно подорваны. Того самого парламента, который начал “демократические перемены”, как это называлось в 90—91-м годах. Когда люди, которые все это начинали, во многом прозрели и осознали последствия развала СССР, ломки экономики — процесса, жестко ориентированного на внешние требования, тогда это парламентское большинство, уже готовое отправить Ельцина в отставку, подверглось целенаправленной моральной дискредитации.
Ситуация осложнялась тем, что и по ту, и по эту сторону баррикад произошла, так сказать, путаница людей. У нас, в Верховном Совете, в кольце осады были люди, только приходящие к патриотическим взглядам. А с другой стороны — те, кто находился вовне, часто больше симпатизировали Верховному Совету, но либо оказались в ситуации, поставившей их по ту сторону, либо лично не воспринимали Руцкого или Хасбулатова. Прямо скажу: нас, защитников Дома Советов, спасло наличие таких людей среди штурмовавших. А ведь у солдат был приказ стрелять на поражение по в с е м, кто находился в Доме. Об этом мне рассказал в 1994 году бывший Генеральный прокурор России Алексей Казанник.
Между прочим, интересна и сама история его расследования. Ему не разрешали допрашивать штурмовавших. В конце концов он сказал Ельцину, что прокуратура вынуждена будет прекратить уголовное дело за недоказанностью, ибо не может основываться на показаниях только одной стороны — защитников Дома Советов. Ельцин сначала категорически отказывал в разрешении, но потом сказал: “Хорошо, Вам позвонит министр обороны”. Представьте, в правовом государстве президент решает, кого можно допрашивать, кого нет! Грачев позвонил и сказал, что разрешает допрашивать рядовых, но не офицеров (опять правовая абсурдность!).
Было допрошено 2000 солдат, и каждый показал, что был получен приказ стрелять на поражение по всем находящимся в здании.
Нас спасли тайные доброжелатели, а еще… Русский Учитель. Учителя, воспитавшие солдат на закате советской власти — и все-таки в русских традициях бережного отношения к жизни, когда человека не могли так вот, запросто, убить. И солдаты не стреляли! Я убежден, что основная масса погибших — жертвы третьей силы, а не тех солдат, кто стоял в оцеплении, а потом по приказу шел на штурм.
А. К.: Как случилось, что во главе оппозиции оказались не Вы, не другие лидеры Фронта национального спасения — организации, объединившей убежденных оппонентов Ельцина, а его вчерашние приближенные — вице-президент, представитель Верховного Совета, только что отставленные министры?