Наш Современник, 2004 № 07

В этом проекте Минск занимает центральную позицию. И не только географически, но и политически. Существует исторически подтверж­денная закономерность: овладевая Беларусью, Европа получает рычаг давления на Россию (эпоха Речи Посполитой, ситуация 1918 года, когда Германия,  угрожая Москве с линии Витебск — Могилев, смогла навязать Ленину унизительный Брестский мир). Возвращая Беларусь, Россия, в свою очередь, обретает возмож­ность оказывать давление на Европу (эпоха Екатерины II; ситуация 1939 года).

Для тех, кто невосприимчив к политической динамике, напомню о географической статике. Беларусь — это 700 км территории с востока на запад, отделяющих Россию от польской (теперь натовской) границы. Наполеон преодолевал это расстояние без малого два месяца — 52 дня. Гитлер завяз в белорусских топях на две недели. И сегодня республика — щит, заслоняющий Москву от танковых армад НАТО. И американских крылатых ракет: им потре­буется полтора часа, чтобы преодолеть расстояние от Бреста до Смоленска. Время более чем достаточное для обнаружения и уничтожения цели.

Но что же это мы всё о войне! Беларусь не менее важна и в мирное время. Для России она — а не Петербург — подлинное окно в Европу. Это и автомагистраль Москва — Брест. И железнодорожный путь до Варшавы и Берлина. И знаменитый нефтепровод “Дружба”. И еще не до конца введенный в эксплуатацию газопровод Ямал — Европа, позволяющий в два раза увеличить транзит российского газа на Запад.

Для большинства читателей это только названия, за которыми не виден размах строительства, труд сотен тысяч людей. А мне довелось побывать в Несвиже на только что вступившей в строй компрессорной станции газопро­вода Ямал — Европа. “Вы здесь на территории России”, — с улыбкой приветст­вовал группу московских журналистов главный инженер, настолько похожий на Шукшина, что я не удержался, спросил, откуда он родом. Оказалось, местный, из-под Несвижа. И это куда больше, чем его заявление, убедило меня в том, что мы действительно на родной земле — абсолютно тот же славян­ский, русский тип. И не только черты лица — та же душевная откры­тость, и веселая хитреца, и оправданная обстоятельствами гордость.

“Длина белорусского участка — 575 километров, — рассказывал главный инженер, проводя по своим владениям, где аэродромный рев десятка авиа­цион­ных моторов, обеспечивающих перекачку газа, фантастически контрас­ти­ровал с тишиной операционных залов, набитых сверхсовременной элект­ро­никой. — Строители преодолели 200 километров болот, 75 рек и ручьев, 10 железнодорожных веток и 42 автомагистрали. Зарывались под землю, поднимали газопровод на опоры. Прорубили просеку общей протяженностью 250 километров, а затем провели рекультивацию земли”.

Здесь, в Несвиже, я получил возможность взглянуть на наши отношения с еще одной стороны. Геополитика, экономика — все это, разумеется, важно. Но за ними, наполняя их смыслом и тяжким трудом, открывается человеческая устремленность, солидарность людей одной крови и одной культуры. Пожалуй,  э т о  г л а в н ы й  р е з е р в,  который может нам дать Беларусь.

Как же распорядилась Россия таким богатством?

Ответ на этот вопрос, помимо прочего, выявляет суть Realpolitik Москвы. Мидовцы могут сколько угодно жаловаться на трудности, привходящие обстоятельства, внешнее давление в отношениях с Украиной или Грузией. Но на белорусской земле обеспечена своего рода  н а у ч н а я  ч и с т о т а  э к с п е р и м е н т а  — ничто не мешает (или скажу осторожнее — ничто не должно мешать) нашим связям. Любые замыслы, самые смелые проекты, отвечающие обоюдным интересам, осуществимы.

И что же? Результат “свободного творчества” не слишком отличается от достигнутого со “связанными руками”. Впрочем, говорить следует не столько о результатах, сколько об их отсутствии.

Могут возразить: но есть же Союзный договор 1996 года и договор о создании Союзного государства 1998-го. Есть Госсовет, парламентская ассамблея, секретариат. Наконец, существует бюджет, финансирующий интеграционные программы. Это немало.