Наш Современник, 2005 № 02

Скоро сказка говорится,

дело мешкотно творится.

Действительно: а что мы сами как продолжатели, не только читатели? Несколько заключительных слов необходимо именно в этом разрезе.

Хорошо взойти на престол, на кафедру, на «подиум» — и сохранить в себе даже там суворовско-пушкинскую, да и Иванову простоту, не забыть и там — даже обходя чужие моря и земли — про чью-то жизнь при хлебе с квасом и луковкой, про молодца на Пресне, про заботы молчаливых людей где-то внизу, во глубине России. Хорошо взлететь когда-нибудь в космические высоты, но и оттуда лучезарно и по-братски улыбаться всему чернозёмно-земному — даже всему в целом дольнему миру. Однако это не всем, не каждому достанется. Не каждый напишет и упоительную, прелестную сказку в стихах или поэму.

Остаётся просто жить — где бы то ни было, но по законам, которых держались Ершов и Менделеев. Лучше всего — в Сибири, если вы сам оттуда. Если вы не сибиряк и прикованы к чему-то неотменимому в иных местах, то по крайней мере своим детям это посоветуйте. Хорошо в сибирскую даль съездить-слетать, насладиться, пусть и ненадолго, волей и раздольем хотя бы от Омска и Ишима до Тобольска и Берёзова. Хорошо прочесть добрые книги о ней, как и вообще о Родине: от беловского «Лада» и менделеевских «Заветных мыслей» до распутинских поэм в прозе. Но если что умными людьми сказано, то так ведь должно быть и сделано? Поэтому всего лучше многодетной семьёй, при любой профессии — и продолжая, если вы начали, хранить честь смолоду — прочно обосноваться там. Не тужите, что вы случайно не женаты и что через издательство неловко оглашать адреса русских красавиц-сибирячек, как раз с Тобола. Из семейств тех же Охохониных, Григорьевых, Возмиловых… В любом случае пора решиться. И по-ершовски, по-ивановски — с тем царьком в голове, что всегда выручит, если ты даже где и сплоховал, — поучаствовать вместе с застрельщиками нужного дела в сохранении, обустройстве и приращении всего нашенского. Мы уже говорили: в подъёме сибирского Китежа со дна беспамятства и запустенья.

А если и это не получится? Ведь на жизнь управы нет: она несёт и несёт, как какой своенравный Енисей или Иртыш. Ну, тогда всё равно: преподносите «Горбунка» детям и внукам с малолетства, пока они лежат ещё поперёк, а не вдоль лавки. Неважно, что они ещё не достигли старшего дошкольного возраста. Тогда они и в университете Ершова вспомнят.

«Север ты наш и восток! Реки вы наши неузкие! Только бы силушки русские не уходили в песок». К этому нас напутствует опыт Ершова; и как не дать доброго напутствия новому чудесному изданию: глоток чистого воздуха, прилив свежих сил.

Среди русских художников

Марина Петрова Высокая нота Николая Ге

В начале марта 1881 г., когда народовольческий террор привел русское общество к кровавому порогу, обер-прокурор Св. Синода К. П. Победоносцев писал только что вступившему на престол Александру III: «Вам достается Россия смятенная, расшатанная, сбитая с толку…».

К этому драматическому портрету Василий Розанов, спустя годы, прибавит еще один весьма выразительный штрих. Размышляя о трагических событиях тех дней, он с болью констатировал: «Разве всё общество не чихало, не хихикало, когда эти негодяи с пистолетами, ножами и бомбами гонялись за престарелым Государем?». Речь в данном случае не о монархических пристрастиях Розанова, а о тогдашнем моральном состоянии так называемых просвещенных умов. Недаром самими современниками при всей их разноголосице данный период в истории России характеризуется как «смутное время».

Разраставшиеся метастазы духовного и политического нигилизма все более поглощали живую мысль. Блуждавшая в поисках просветительских идеалов, она споткнулась на перекрестке разумного и действительного и, не найдя опоры, потеряла былое равновесие.

Еще, казалось бы, совсем недавно многие в тогдашней России со всей искренностью присягали на верность идеям свободы, равенства и братства. И вслед за И. С. Тургеневым столь же убежденно могли утверждать, что «истина не может доставить блаженства… Вот правда может: это человеческое, наше, земное дело… Правда и справедливость!». Но реальная правда «материальных явлений жизни» тех лет давала слишком мало повода к «блаженству». А идея всеобщей справедливости все более улетучивалась под натиском обострявшихся противоречий. Ценности буржуазной добродетели стали девальвироваться. А просветительские идеи и упования все явственнее осознаваться как иллюзия, хотя говорить об окончательном разрыве с традицией «просвещения», и особенно в среде интеллигенции, было бы преждевременно…

Тем не менее рубеж 70-х — 80-х годов Россия перешагнула в атмосфере национального подъема. И как это ни странно, а может, как раз поэтому, обнажилась вся глубина и тяжесть общественного недуга, который тот же Победоносцев квалифицировал как «нынешнюю всеобщую распущенность умов и нравов».