Наш Современник, 2005 № 03

Пришедшие к власти в России большевики так и не дождались начала «мировой революции», на которую они, думая об осуществлении своих грандиозных всемирных планов, возлагали большие надежды. Оказавшись во враждебном внешнем окружении, они волей-неволей вынуждены были уповать на собственные силы. Им, приложившим немало старания к развалу Российской державы, на определенном этапе пришлось сделать ставку на укрепление государственности и — даже! — на патриотизм, понимаемый, конечно, по-своему. Естественно, что подобная «смена курса» перестала устраивать и те внешние силы, которые прежде большевиков поддерживали. Взявшись за созидательную работу, коммунисты вынуждены были сворачивать все свои эксперименты с «украинизацией», которая для созидания совершенно непригодна, так как по самой своей природе изначально предназначена для разрушения. Поэтому прямым наследником прежних, отличившихся в разрушении коммунистов и оппонентом коммунистов последующих стало украинское самостийничество, принявшее эстафету в деле развала России и — в такой своей роли — получившее активную поддержку извне.

По большому же счету самостийникам грех жаловаться на коммунистическую власть. Просто на некоторых этапах своей истории коммунистическая власть оказывалась втиснутой в жесткие идеологические и поведенческие рамки, необходимые для ее выживания, — поэтому строгости ее пришлось испытать на себе не только самостийникам, но и самим коммунистам, тем, кого заносило в сторону от указанных рамок.

Значение семидесяти с лишним лет коммунистического правления для нынешнего триумфа самостийничества переоценить вообще невозможно. Ведь по сути то, чем до 1917 года занималась лишь кучка украинствующих энтузиастов, после 1917 года, при власти коммунистов, стало воплощаться в жизнь средствами государства, притом государства, не терпящего возражений. Кроме того, коммунисты, отрекшись от дореволюционной России, расчистили место в душах и в головах ее граждан от подлинной ее истории. Они всё подготовили для того, чтобы это освободившееся место впоследствии могло быть заполнено исторической версией «от Грушевского».

Забавно, что, несмотря на все это, неблагодарные самостийники умудряются в наши дни выставлять себя в качестве основного оплота борьбы с коммунизмом и в качестве единственной ему альтернативы на Украине.

4

Желание во что бы то ни стало повысить свой статус было главным мотивом, побудившим нашу политическую и, с позволения сказать, интеллектуальную «элиту» в бурные перестроечные годы извлечь на свет Божий из пыльного ящика истории идеологию «украинского самостийничества», изготовленную, в основных своих чертах, чуть более ста лет назад в тогдашней австрийской Галиции. Речь идет об идеях, которые австрийское правительство, начиная примерно со второй половины XIX века, принялось настойчиво внушать своим русским подданным, предоставляя им возможность для развития лишь в качестве нерусского народа — народа, в культурном, политическом и во всех прочих смыслах принципиально отдельного от русских, населяющих Северо-Восточную Русь, и всячески культивирующего в себе эту отдельность.

Для подведения под эти правительственные пожелания надлежащего наукообразного обоснования и для оформления их в виде идеологии, способной «овладеть массами», нашлась кучка деятелей, чаяния которых оказались сходными с чаяними австрийских властей.

Постепенно распространившаяся среди части русского населения Галиции идеология «украинства» позволила Австрии не только уменьшить для себя опасность москвофильских настроений русского населения (могущих перерасти в сепаратистские), но и самой претендовать на часть территории Российской империи, населенной такими же «украинцами», как и те, которых причислили к таковым в Австрии.

Важнейшей составляющей «украинской идеи» служит специально сочиненный, отдельный от русского и намеренно на него непохожий украинский книжный язык.

Украинский книжный язык был создан на основе простонародной «мовы» — которая является разговорной смесью («суржиком») русского и польского языков, возникшей в результате длительного польского владычества над южной частью Руси. Изготовлен он был нехитрым способом: «мову» оснастили фонетическим (как слышится — так и пишется) правописанием, применение которого было вызвано потребностью добиться кардинального отличия текста на новом, «украинском», языке от привычного русского текста. (Нетрудно убедиться, что если текст на любом языке — русском, английском, французском… — передать при помощи фонетического правописания, то этот текст станет сам на себя непохож и будет казаться иностранным.) Вдобавок были введены несколько новых букв, упразднены некоторые старые и т. д. — все делалось для того, чтобы свести, по возможности, к минимуму родственные черты между русским языком и новоиспеченным «украинским». В наше время на очереди уже следующие нововведения, вплоть до применения латиницы, — однако, видимо, не всё сразу…