Кстати, как все это перекликается с событиями времен «перестройки»! Пришедший к власти «ненастоящий вождь» Горбачев, восхищавшийся социал-демократией, идеализирующий Бухарина, всего лишь открыл шлагбаум для сил, навязавших стране прозападный капитализм.
«Правым» были готовы помочь многие. Но, пожалуй, самая прочная опора у Бухарина, Рыкова и Томского была в органах государственной безопасности. К ним примыкал всесильный нарком внутренних дел Ягода, который формально возглавил органы в 1934 году после смерти В. Р. Менжинского, а фактически был их шефом с 1926 года.
Ягоду давно уже принято считать верным сталинским сатрапом, который на определенном этапе перестал устраивать «тирана». Но ряд данных свидетельствует об обратном. Ягода вовсе не был таким уж подхалимом, во всем поддакивающим Сталину и высшему партийному руководству. Довольно часто он противопоставлял себя партийным верхам, проявляя качества ведомственного вотчинника, имеющего свои «хозяйственные» интересы. А какие интересы могут быть у вотчинника, если он стоит во главе тайной полиции? Стремиться всячески усилить свою власть над свободой и жизнью людей. Что Ягода и старался делать, иногда пытаясь обходить Сталина и Политбюро. Так, 9 августа 1934 года наркомвнудел разослал на места телеграммы, в которых приказал создать при каждом концлагере суд НКВД. В телеграмме запрещалось обжаловать приговоры этих судов и требовалось согласовывать данные приговоры лишь с краевыми прокурорами и судьями. Политбюро и сам Сталин были в шоке от подобного сепаратного мероприятия, но это вовсе не привело к падению «верного сталинского сатрапа». С ним был заключен компромисс (внимание — именно компромисс!) — лагерные суды оставались, но разрешалось право кассационного обжалования.
Тогда Сталин заметил, что «органы» частенько идут впереди самой партийной верхушки в развязывании репрессий. В сентябре 1934 года он инициировал создание комиссии в составе Кагановича, В. В. Куйбышева и И. А. Акулова (прокурора СССР). Ее целью была проверка «органов» — на основании жалоб в ЦК. Жалобы касались дела о «вредительстве» в наркомате земледелия (1933 год), по которому репрессировали около сотни ответственных работников. Комиссия выявила серьезнейшие нарушения, допущенные в ходе расследования этого и других дел. Сталин вообще хотел назначить Акулова главой тайной полиции вместо Ягоды, но тот упорно не желал выпускать такой пост из своих рук. Довольно странная ситуация, если считать Сталина всесильным диктатором, а самого Ягоду бесхребетным подхалимом. Ведь если верить нашим тираноборцам, любое решение Сталина было законом, неукоснительно исполнявшимся.
О «правом» уклоне Ягоды в 1929 году открыто заявил второй заместитель Менжинского — Трилиссер. Он, конечно, мог приврать (нравы в ЧК были далеки от монастырских), но в любом случае этот деятель исходил из факта тесных деловых и дружеских контактов Ягоды с лидерами «правых». Председатель ОГПУ входил в состав Московского комитета ВКП(б), возглавляемого бухаринцем Н. А. Углановым. На партучете он состоял в Сокольнической районной парторганизации, чьим секретарем был Гибер — также сторонник Бухарина. Ягода частенько пьянствовал с Рыковым и Углановым, и это тоже наводит на некоторые мысли. Ясно, что такой опытный карьерист, как Трилиссер, не мог основывать свое публичное обвинение на голом месте, нужны были какие-то основания.
Здесь я снова коснусь «загадки Кирова». Если до сих пор нет достаточных фактов, чтобы определить с точностью самого заказчика этого политического убийства, то можно с полным основанием говорить о вовлеченности в него руководства НКВД. Причём версия о том, что органами командовал «диктатор» Сталин, очень сомнительна. Как видно из приведенных выше фактов, Ягода вовсе не был послушной марионеткой в руках вождя. А если признать, что он был участником бухаринской группы, то уместно возложить ответственность за убийство Кирова именно на эту группу.
У бухаринцев были все основания желать смерти «Мироныча». Самое время вспомнить, что именно он был наиболее ярым критиком «правых» на XVII съезде. Очевидно, Киров хотел серьезно увеличить свой политический капитал на критике «правых» и отвлечь партию от борьбы с региональным местничеством, переключив внимание на «врагов». В качестве таковых могли быть выбраны либо «левые» (троцкисты, зиновьевцы), либо «правые». Трогать первых Кирову не было никакого резона. Даже если не брать в расчет его возможные связи с Троцким, все равно надо учесть наличие в окружении ленинградского босса множества «раскаявшихся» зиновьевцев, которых он не хотел чистить, несмотря на требования Сталина. Ленинград некогда был вотчиной Зиновьева, и наезд на «левых» вызвал бы нездоровый интерес к нынешнему его владыке — Кирову. Характерно, что, критикуя «правых» обозников, Киров ни словом не обмолвился о «левых».